стало лучше. – Виктор заметил, что я не собираюсь отвечать, чтобы не развивать эту тему, продолжив говорить после глубоко вздоха. – Кирилл возвращается на днях. – Произнёс будто чтобы приободрить тем, что на самом деле не одобряет, всматриваясь в мою реакцию на свои слова. Но мне не до реакций, я смотрю на Виктора и не понимаю, почему не могу спросить напрямую о том, что только что услышала, швырнуть в него мерзкими фактами и хлестать ими пока не почувствую облечение внутри, спрашивать пока не отрезвею, пока не отделаюсь от спасавшей меня привязанности к нему, зависимости от его мнения. – Я решил, что ему пора вернуться домой. Ты готова жить с ним под одной крышей?
Несколько часов назад моя съехавшая крыша была готова на гораздо большее. Впрочем, с того момента почти ничего не изменилось, ни намерения, ни желания.
– Ты прав, ему действительно пора вернуться домой.
– Тогда займись подготовкой комнаты для него, отдай все необходимые распоряжения Ольге и Олесе, предупреди Марину. – Говорит обыденно, а сам всматривается в мою реакцию, напрасно пытаясь понять – я сама себя не понимаю.
– Какую из комнат подготовить?
– Тебе решать. – Произнёс так, будто мой выбор станет определяющим. – Не засиживайся, Настя не любит сонных грызунов наук.
Виктор будто специально не стал затаскивать меня в дом, как обычно это делает, а оставил наедине со своими мыслями и сказанными им словами. Сегодня это стало его ошибкой, потому что достаточно остынув я поняла, что может окончательно привести меня в себя.
Остаток ночи и утром по дороге на работу, я мучила телефон, пытаясь найти на нём запись разговора. Хотела ещё раз услышать каждое слово, каждое пропустить через себя, чтобы накрутить до нужной степени бесповоротности, но ничего не нашла. Догадка о том, кто мог прислать запись на мой телефон, а затем удалить её, лишь встревожила – зверь, взорвавший машину Кирилла. Слишком подозрительно и навязчиво мне преподнесли компромат на Ирбиса. Почему именно сейчас? Почему именно этот разговор? Какую он преследует цель? Если хочет открыть мне глаза, почему именно таким способом?
В итоге собралась, угомонила эмоции, решив основываться на результатах принятого мной решения. Я сколько угодно могу накручивать себя, строить предположения, пытаться разобраться в происходящем, но без фактов, бесспорных, достоверных, сухих, продолжу лишь тратить время и нервы. И успеть я должна до возвращения Кирилла.
Из материалов дела, с которым ознакомилась благодаря Клаве, я запомнила три имени: Ирина Багова, Дарина Юферова, Юлия Затейникова – три жертвы, три варианта ответа на мой вопрос. Одна из них десять лет назад обвинила Ирбиса в изнасиловании, и я хочу услышать от неё то, что было усердно уничтожено. Тогда у меня не останется ни оправданий, ни надежд.
Эти три имени я искала пока Настя была на операции с её компьютера, которым она разрешает мне пользоваться и на котором, благодаря Виктору, у неё есть доступ к базам данных всех больниц. Закончив, я уже собиралась уйти, но вспомнила ещё одно имя которое не даёт мне покоя. Вместо ожидаемой пустоты перед моими глазами появилось медицинское заключение с причинами и датой смерти Киссы Викторовны Абрамовой.
Глава 62
– Почему ты не мог испортить мне жизнь просто трахнув меня? Ты мог получить меня обманом, заставить спать с тобой… изнасиловать. Какая разница каким образом я бы легла под тебя, с желанием или без, тебе же было всё равно. Неужели ты не понял, что перед тобой тупая овца, до которой так и не дошло, что, загнав, её сожрут. Теперь ты должен быть счастлив, наблюдая как я ненавижу себя за то, что отказывала тебе. Наслаждайся, твоя радость будет недолгой. Сегодня я поняла, что способна на жестокость, самую безжалостную, отвратительную, мерзкую, такую же как ты. Мысль об этом была такой чёткой, чистой, ярко-красной, разгоняющей застывшую от ужаса в венах кровь. Ничего подобного я не испытывала раньше и мне страшно от самой себя, от намерений, которые не пугают и не вызывают отторжения и отвращения. На какие-то мгновения я забыла, что человеческая жизнь священна, почувствовала что мне ничего не стоит уничтожить твоего брата. Я знаю как это сделать своими руками или чужими, за мгновение или растянуть его мучения. И если то, что я сегодня узнала окажется правдой, сдамся и растерзаю Ирбиса самым беспощадным и гнусным образом. И, кажется, мне всё равно на последствия, я хочу чтобы ты почувствовал то же, что я сегодня, за то, что мой племянник, твой сын, умер не сделав и вдоха, а сестра истекла кровью.
Вместо надгробной плиты Василия Кирилловича Барского перед глазами поплыли отрывки из медицинского заключения, читая которое я будто перенеслась в операционную небольшой больницы, где в новогоднюю ночь не стало Киссы и ребёнка в результате осложнений во время родов. Я ясно увидела как сестра мучилась, как ей было больно, как до последнего она верила, что малыш не умер и она услышит первый детский крик, но операционной завладела мёртвая тишина.
– Последний шанс братьев Барских – моя призрачная надежда. Я не верю, что их нет, что я больше никогда не увижу сестру, не подержу на руках племянника. Я не могу признать, что всё, что я натворила ради их спасения было напрасно. Столько времени я жила надеждой, что всё наладится и мы воссоединимся, что наши общие мечты воплотятся в жизнь, что мы снова станем семьёй.
Вспомнила, как несколько часов назад перечитывала заключение снова и снова, начиная задыхаться от осознания реальности того, что узнала, и невозможности всё изменить. Меня душило сильнее и сильнее, пока буквы перед глазами не расплылись. Хотела открыть окно в кабинете, но из-за парализовавшего меня шока сил хватило только чтобы сползти с кресла на пол. Тряска в теле постепенно ослабевала, отдавая меня следующей стадии – забвению. Поддаться манящему покоем состоянию не позволило отрицание произошедшего. Немоментальный вывод, который был похож на удар током. Сконцентрировав внимание на ярком свете ламп на потолке, постепенно привела в норму дыхание, цепляясь за единственную мысль – то, что я прочитала, не может быть правдой. Когда вышла из кабинета, надеясь, что никто не заметит что меня мотает, поднялась на крышу больницы, где заставила себя очухаться и начать соображать. Перед глазами перестали мелькать отрывки из заключения, картинки со взглядом сестры, застывшем на неподвижном маленьком теле в пелёнке, осталось лишь эхо сквозящей в голове мёртвой тишины. Мне нужно было хоть за что-то зацепиться, чтобы не поддаться страшному и бесконтрольному порыву найти виновного и выплеснуть на него свою боль.
– Меня сдерживает только одно, – продолжила свою беседу с мраморным камнем
