— Ради Бога, Маша, — устало произнесла женщина, — разве это кому-нибудь нужно? — И, не дожидаясь ее ответа, кивнула: — Хорошо, я расскажу. Может быть, это пригодится тем, кто покупает консервы для собак или пьет ликер, который рекламируют до и после вашей программы…
— Это нужно мне, — сказала Маша, взяв ее за руку. — Поверьте, Валентина, очень нужно.
Женщина недоверчиво взглянула на нее, но потом кивнула и принялась рассказывать о том, что сначала даже не знала, где находится ее сын. Мальчик только закончил музыкальное училище, играл на аккордеоне. Когда его призывали, он пошел в военкомат со своим инструментом, сказав матери, что его обещали направить в какой-то военный оркестр. Потом ей удалось выяснить, что он попал не в оркестр, а на Кавказ — служил в части, которая была брошена на Грозный, и пропал без вести. Несколько раз мать ездила в Чечню искать сына. Сначала распродала последние вещи, а потом пришлось продать и квартиру. Зато ей удалось добраться до одного из отрядов вооруженной оппозиции и узнать, что сын жив и находится в плену. Она даже предлагала полевому командиру деньги, чтобы выкупить сына, но тот сказал, что его скоро обменяют на пленных чеченцев, а деньги ей лучше приберечь, чтобы откупиться от Министерства обороны.
— Вы верите, что скоро сможете увидеться с сыном? — спросила Маша.
— Мне сказали, что его отпустят, — ответила женщина и, вытащив фотографию сына, выставила ее перед объективом телекамеры.
— Вы продали вашу квартиру и больше не вернетесь сюда?
— Мне сказали, что его отпустят, — повторила женщина.
— Куда же вы вернетесь с сыном, когда его отпустят?
— Я не знаю.
— Я уверена, что все закончится благополучно, — снова сказала Маша.
Интервью с матерью пленного солдата совершенно ее опустошило, однако она еще вернулась вместе с Артемом на телецентр, чтобы подготовить материал, который должен был пойти в эфир до их отлета.
В студии ей пришлось вытерпеть прощальные объятия коллег.
— Я восхищаюсь вами! — воскликнула девчонка-ассистентка. — Мы все вами восхищаемся!
— Ты наша телевизионная богиня! — заявил жирный Петюня, то почесываясь, то смахивая слезы. — Я приклеил твою фотографию дома над диваном и всегда молюсь перед ней, чтобы в эфире не было никаких сбоев. Очень помогает.
— Ты, конечно, не сможешь ничего изменить в этом бардаке, но все равно хоть какое-то утешение, — сказал ей Гоша.
— Там, на Кавказе, не запудривай перед съемкой свои роженческие веснушки, — шепнула ей на ухо гримерша Ирунчик. — Они тебе очень к лицу!
— Я мечтаю во всем походить на вас, — призналась ассистентка. — И найти такого мужчину, какого вы нашли!.. То есть, — смешалась она, почувствовав, что сболтнула лишнее, — то есть которого вы обязательно найдете…
Машу словно полоснули по сердцу ножом.
— Что ты болтаешь, дура длинноногая! — накинулись на девчонку-ассистентку Петюня, Гоша и Ирунчик, заметив, как побледнела Маша.
— Откуда вы все знаете? — вздохнула она.
— Это же телевидение, Маша! — виновато развел руками Петюня. — Здесь нет секретов.
— Я так плакала, я так плакала! — воскликнула Ирунчик, бросаясь ей на шею.
— А я верю, что в данном конкретном случае все закончится благополучно, — авторитетно заявил Гоша, повторив то, что сама Маша час назад говорила женщине Валентине.
— Еще бы! — поддержал Гошу господин Зорин, зашедший в отдел новостей, чтобы самолично попрощаться с Машей. Он галантно поцеловал ей руку и прибавил: — Да как только ты появляешься на Кавказе, самый злой джигит или свирепый десантник думают лишь об одном — как угодить такой ослепительной женщине!
— Да ну вас всех к черту! — беззлобно проворчала Маша.
Телевидение и в самом деле было для нее и семьей, и родным домом.
С самого утра у ворот миссии Красного Креста в Грозном начал собираться народ, хотя день и час предстоящей миротворческой акции военные власти старались держать в тайне, чтобы избежать возможных провокаций. В основном это были женщины, которые дружно скандировали антироссийские лозунги и растягивали куски грубого полотна, на которых те же лозунги были выведены по-английски. Они потрясали также домоткаными ковриками с портретами национальных лидеров и зелеными флагами.
Все российские и зарубежные журналисты — числом не более десятка — уже сидели в здании миссии, которая со всех сторон была окружена бэтээрами и солдатами. Небольшой автобус фирмы «Мерседес-бенц», выкрашенный в белый цвет с красными крестами на крыше и с каждого бока, стоял в полной готовности в маленьком дворике и выглядел до жути уязвимо среди грубой военной бронетехники. Однако именно этому изящному автобусу предстояло сыграть главную роль в сегодняшнем мероприятии. Точно такой же автобус с несколькими посредниками из Красного Креста уже выехал два часа назад в южном направлении. Приблизительно в это время боевики должны были указать ему по рации координаты места, где автобусу предстояло забрать не то шестерых, не то семерых (точное число было по-прежнему неизвестно) российских военнопленных и доставить их в Грозный. В тот же самый момент в миссии Красного Креста в Грозном должны были погрузиться в автобус пленные чеченцы, также в сопровождении людей из Красного Креста. При получении обеими сторонами радиоподтверждений, что все готово, оба автобуса должны были начать движение навстречу друг другу по одному из заранее оговоренных маршрутов, проходивших по открытой местности.
Маша в числе прочих журналистов прохлаждалась на скамейках под густыми абрикосовыми деревьями. Несколько раз среди военных показывался майор Василий. Маша напряженно ловила его взгляд, но он всякий раз отрицательно качал головой. Это значило, что никаких новых сведений не поступало. Журналисты пили кофе из белых целлулоидных стаканчиков, хрустели крекерами и делились предположениями, по чьей вине будет сорвано мероприятие. А в том, что мероприятие будет сорвано, почти никто не сомневался, поскольку доверие между сторонами практически отсутствовало, а внутри самой вооруженной оппозиции существовали разрозненные формирования, в том числе и яро непримиримые группировки.
Чуть в стороне от журналистов, сбившись в кучу, сидели молчаливые родственники пятерых солдат, чьи имена были сообщены заранее. В основном это были женщины, матери, которым, как и Валентине, пришлось объездить пол-Чечни в поисках своих сыновей. Журналисты не теребили их вопросами. Во-первых, общее напряжение росло и не располагало к разговорам, а во-вторых, все вопросы были уже заданы. Оставался единственный вопрос, на который вряд ли кто-нибудь мог ответить: чем закончится весь этот кошмар?
