– Хм, – ухмыльнулся он. – Вы просите объяснить то, ради чего мы создавали довольно сложное по своей организации… объединение. Многолетнюю работу. Что оказалось в конечном счете большой ложью, за которую Архипов поплатился жизнью.
– Тем не менее. Вы же хотите, чтобы я содействовал. Но я не могу помогать, не зная вас. Точнее, у меня-то есть о вас мнение, и оно вызывает только желание отвезти вас в больницу и сдать.
– Вполне естественное желание, – снова издевательски улыбнулся Коновалов, словно это Саша был сейчас в затруднительном положении, а не наоборот. Остапенко и вправду чувствовал себя загнанным. – Ладно, я постараюсь объяснить. Мы боролись за монополию государства. Выселение из страны всех, кто не является русским, за исключением мирно соседствующих наций, или коренным населением той территории, на которой изначально проживает.
– Проясните.
– Любите точные формулировки, господин нотариус? – съязвил Коновалов, потешаясь. Саша нахмурился и сложил руки на груди. – Я имею ввиду, например, выходцев из Кавказа – их исторически закрепленная территория там, поэтому пусть там и остаются. Буряты, монголы, башкиры – не агрессивные в большинстве своем, ничем не притесняющие русское население. Соответственно, не несущие вред и не входящие в список «нежелательных и недопустимых к переселению народностей».
– О как. Да у вас еще и подразделения были, списки? Извините, но не вижу оправдания абсолютно никакому расизму, следовательно, и вам лично. Негуманно делить людей на «желательные» и «нежелательные».
– Это у нас, у руководства объединения, были списки, – пояснил Коновалов. – А у рядовых членов не было и этого. Моя схема сперва работала, пока не начался беспредел.
– Слабое оправдание.
– Но, согласитесь, более гуманное – ваш любимый термин.
– Чем же вам так помешали якобы агрессивно настроенные народности? С чего вы взяли, что их агрессия – не ответ на агрессию таких, как вы и ваши бойцы?
– Согласен, придурков и жадных до крови личностей хватает абсолютно в любой нации. Агрессия порождает агрессию, но не мы на данной территории – пришлые, а они. Мы всего лишь защищали то, что принадлежит нам. Подумайте сами, к чему ведет массовая интеграция – к потере рабочих мест, нарушению экономики, ведь многие приезжие предпочитают «кустарничать» нелегально и не платя налоги в казну, к ухудшению качества продукции, которую они таким способом выпускают, к росту заболеваний. Например, если мы говорим не о народах России, а, допустим, об афроамериканцах – в их странах при жарком климате распространено множество неведанных нам и смертельно опасных инфекций. Думаете, их переезд сюда вызывает больше вреда или пользы?
– А вы, значит, аки благородный рыцарь решили всех россиян спасти от варваров и завоевателей? – Александра распирал нервный смех. Но веселого в нем было мало. Он находился на грани помешательства и ненависти к собеседнику. Теперь уже и не хотелось никуда его везти, а оставить помирать на улице. Да еще добавить от себя.
– Нет, мы начинали с малого, – хладнокровно продолжал Коновалов. – Я хотел просветить наших граждан, не всю страну, а конкретный город. Призвать к тому, чтобы не терпели выходки инородцев и иноземцев. Усилить пропускной режим и поставить им больше условий и ограничений, строже контролировать – только и всего. Вы зря полагаете, что они сплошь бедные и несчастные, жертвы. Отнюдь. Вот мой партнер – глава объединения – жаждал мести им из личных мотивов. У его отца сгорел бизнес по вине таких вот «приезжих» – им негде было ставить свой павильон, и они кардинально решили вопрос.
– Это не повод убивать всех подряд.
– Никто и не планировал никого убивать, – изумился Коновалов. – Вы всерьез решили, что мы вот с ним встретились, обсудили ситуацию и решили создать банду террористов?
– Именно так и бывает, – хмуро подтвердил Остапенко.
– Ну право же, ваша фантазия не знает границ. Мы хотели смены политического курса и приоритетов. Такие задачи ставил перед собой я – уважаемый и образованный, между прочим, человек со статусом, как вы верно заметили, – Саша скривился. – К чему мне было создавать банду убийц? А мой партнер, ставший потом единоличным главой, перестарался с усилиями… и действительно привлек физическую силу, которой было плевать, за что сражаться. Архипов все разрушил.
– И вы его убрали? – сумрачно дополнил Саша.
– Нет, – изумился Коновалов. – Вообще-то, оперативники справились и без меня.
– Но кто-то же их всех выдал?
– Я так и не нашел предателя.
– Что же вы сами не остановили? Раз вы не хотели убийств, а именно они и начались.
– Нельзя предавать своих, какими бы они ни были. Раз я выбрал сторону, то должен был быть с ними. Я бы мог уйти… тихо, с минимальными потерями, но точно не так.
– А тут удачное стечение обстоятельств.
– Напротив, большая головная боль. Пресса, допросы, очные ставки… Думаете, я был счастлив? Да, безусловно, я был рад, что все закончилось. Но подобным образом… я бы не стал повторять.
– Неужели вас ни разу не заподозрили? – поразился Саша.
– Надо вовремя подключиться, пойти на сотрудничество. Ни у кого не было шансов меня подозревать.
– Не верится.
– Для улаживания всех вопросов с моей ролью во всем этом мне пришлось продать свой автопарк на сотню дорогих коллекционных машин – так яснее?
– Вполне, – он удержался, чтобы не присвистнуть. – Так, значит, сами вы никого не убивали? Кроме той вашей попытки, когда мы с вами встретились.
– Я ни в кого не стрелял и по универмагам за кассой не бегал, если вы об этом, – устало вздохнул он. – Вы забыли главное: та история в прошлом. Десять лет прошло, как я живу совсем другими целями. Времена меняются, и я вместе с ними.
– И какие у вас нынче идеалы?
– У меня нет идеалов. Только реальность. Я пересмотрел свои принципы. Прежние методы – не решение проблемы. Мое отношение не поменялось, но я теперь… более гибок. Использую иные рычаги для управления ситуацией.
– Что же вы делаете?
– Сотрудничаю с ними. И извлекаю прибыль.
– Так я и поверил.
– Все просто, Александр. Мне больше не нужно абстрактное и незримое общее благо. Меня интересует только мое собственное и моих близких.
– Ваши взгляды в корне остались прежними, я прав?
– Да, именно. Поверьте, Саша, с моим влиянием мне прощают многое. Мне не нужно быть депутатом или в принципе лезть в политику, чтобы ощутить себя на вершине. Сейчас мое положение, мое место в обществе меня более чем устраивает.
