– Я поживу у тебя какое-то время.
Тут же понял, что именно она сказала, и похолодел.
– Как это поживешь?! – Лавров привалился к двери туалета, вытаращившись на позднюю гостью. – Что значит поживешь?!
– Поживу – это значит, что стану приходить сюда после универа, уходить отсюда в универ, стану пользоваться твоей посудой, туалетом, ванной комнатой и спальным местом, – «молния» на ее куртке с визгом пошла вниз. – Есть возражения?
– Есть, конечно! – Лавров резко выпрямился, преграждая путь нахалке. – С какой стати?! С чего ты решила, что можешь пожить у меня?!
Лерка даже бровью не повела, стянула с ног короткие сапожки на шпильках, присела перед сумкой, порылась в ней, достала домашние тапочки цвета апельсина, выпрямилась. Роста она была небольшого, а без каблуков едва доставала макушкой Лаврову до подбородка, но смотрела сейчас на него так, будто была выше его на полметра.
– Это не я решила, Лавров, а батюшка, – ответила Лера.
– Что он решил?!
Саня сжал кулаки. Окажись тут сейчас Жэка, он бы ему по горбу врезал точно.
– Сказал, что за тобой надо присматривать – раз. Что ты нуждаешься в уходе – два. И что тут у вас что-то такое намечается, чему должен быть свидетель или независимый эксперт, назови, как хочешь, – отчеканила Лера, уверенно отстранила его и пошла в комнату со словами: – Вещи занеси.
Лавров недоуменно глянул на сумку и пакет и заорал ей в спину:
– Что в сумке, Лера?!
– Мои шмотки. Там немного, не пугайся.
Я вообще-то ненадолго. – Лерка встала на пороге его комнаты, подбоченилась, произнесла с сожалением: – Живешь, как кочевник, Лавров!
– Как хочу, так и живу! – огрызнулся он из прихожей, все еще не решаясь поднять ее вещи. – А в пакете что?
– В пакете жрачка. Что-то купила по дороге. Что-то мать собрала.
– Мать?! Собрала?!
Это был нонсенс! Бывшая Женькина жена Лаврова на дух не переносила. Она его не каждый раз в квартиру пускала, называя собутыльником и прощелыгой, а тут собрала еды?!
– А что? Не веришь? – Лерка насмешливо глянула на него через плечо.
– Не верю.
Вот чисто из любопытства, больше не из каких других соображений Саня поднял пакет и понес его в кухню. И принялся выкладывать на стол контейнеры, пакеты и пакетики. Апельсины, яблоки, понятно из магазина. Колбаса и сыр оттуда же. А вот салат, котлеты, замороженный суп и фаршированные блинчики – это уже явно домашнее.
Что могло случиться с Женькиной бывшей, что она так расщедрилась?
– Замуж она собралась, Саня, – пояснила полчаса спустя Лерка, перемывая всю его посуду заново, не понравилось ей, видите ли, состояние его тарелок. – Избранник без жилплощади. К отцу мне нельзя, поубиваем точно друг друга. Стало быть, надо меня пристраивать где-то еще. Подслушивала под дверью, когда отец мне твою историю выкладывал. И воодушевилась. Все просто, Саня. Расчет! Грубый расчет движет моей матерью, никаких симпатий, вдруг появившихся на твой счет.
– Ну а я-то тут при чем?! – возмутился Лавров, активно поглощая блинчики с яблоками.
– Ты холост, обременен лишними метрами, хорош собой, не скурвился, работая в органах. К тому же теперь там не работаешь. Мать решила, что у тебя есть шанс стать мне хорошим мужем.
– О господи! – Еда встала у него поперек горла, он закашлялся. И еле выдавил, покраснев от гнева и удушья: – Но я тебя замуж брать не собираюсь, Лера! Я тебя не люблю!
– И я тебя, Лавров. – Она с силой вдарила ему между лопаток, пытаясь избавить от кашля. – И я тебя не люблю. Но мне надо где-то перекантоваться, понимаешь? Где-то, где не грызут мне мозг. И опять же батя попросил присмотреть за тобой.
– Но у меня всего одна комната! – возмутился он, отдышавшись. – Одна!
– Две, Саня. У тебя две комнаты. Просто вторая приспособлена тобою под кладовку. Сегодня уже поздно. – Лерка глянула на громадный циферблат, едва поместившийся на ее узком запястье. – А завтра ее разберем, сделаем косметический ремонт, и я стану ее обживать. А заодно будем разбираться в странных совпадениях, которые вдруг начали происходить вокруг. Кстати, я тоже не верю в такие совпадения, Лавров.
– А отец?
У него ныла и кружилась голова и от травмы, и от перспективы делить свое жилье с какой-то взбалмошной девицей. На нее не накричишь, не пошлешь, не приструнишь! Жэка тут же таежным медведем на дыбы встанет за дочку.
Дела-а…
– Отцу не положено. Он на службе. – Лерка подергала плечиками в тонкой рубашонке в клеточку. – Если он станет заморачиваться, то надо будет как-то реагировать, действовать. А он права не имеет. Он не может завести дело на Володю Филиченкова только потому, что он сын осужденного на пожизненное. И потому, что он решил жениться на твоей соседке. Он не может пришить к делу слова о беглом преступнике, якобы появившемся в вашем дворе, потому что преступник мертв. И мужик, что самостоятельно сорвался в овраг и сломал себе шею, не является причиной для заведения уголовного дела.
– Грамотно излагаешь, – невольно восхитился Лавров.
– Так я же на юридическом обучаюсь, Саня. Забыл?
Забыл. Конечно, забыл. Обо всем забыл! И совсем забыл, как действовала всегда на него Леркина красота! Вот стоило ее увидеть, пообщаться с ней пару минут, перекинуться несколькими словами, как накатывало. Она его…
Она его раздражала – красота ее! Пугала, раздражала, бесила даже. Каждый раз, когда они пересекались у Женьки, Лавров задавался вопросом: как могла получиться у этого замшелого дядьки с покатой спиной, рябой добродушной рожей, с прокуренными зубами и пальцами и его противной визгливой жены такая девка?! В какой удивительный миг они сумели ее зачать? Кто уснул тогда или отвернулся – бог или дьявол?!
– Так вот отцу не положено. А нам с тобой – да. – Лерка ходила по его кухне с тряпкой, вытирая пыль с дверных ручек, подоконника, перекладин стульев. – Нам с тобой никто не запретит разобраться в этих совпадениях, Лавров. Прямо завтра же и начнем. Кстати, завтра у отца уже будет информация по этому Володе.
– Отец-то тут при чем?
Лавров поймал себя на том, что взгляд его неотступно следует за девушкой, снующей по его аскетичной кухне. И жадно, между прочим, наблюдает – взгляд его, – как изгибается ее поясница, когда она наклоняется с тряпкой к нижнему ящику шкафа, выставив попку, как вытягиваются ее руки к верхним полкам, как появляются и исчезают под рубашкой косточки ее позвоночника.
Черт, черт, черт!!! Этого еще не хватало на его бедную голову! Мало ему испытаний! Жэка, гад, неспроста все это затеял.