Несмотря на то, что малышка говорила без тени эмоций, ее голос имел магический эффект. Мари словно видела, как все это было. Как молодая девушка с заплаканными глазами металась по своей комнате, не знала, куда податься, а сомнения не давали ей покоя ни днем, ни ночью. Сомнения — они ведь страшнее неудачи. Поражение можно пережить, смириться с ним, забыть. А сомнения оставляют горькое послевкусие на всю жизнь: а вдруг могло быть по-другому? Вдруг какой-то шанс, бесконечно важный, остался неиспользованным?
— Но теперь они вместе, — тихо заметила Мари.
— Да. Они вместе. Потому что однажды она поняла, что иногда глупо быть гордой. Иногда — надо. Иногда — глупо. Просто вдруг поняла, бросила все и побежала на вокзал. Села в первый поезд. Добралась к нему домой ночью и сразу постучала в дверь. Но это хорошо, что в такое время. До рассвета человек свободен от своих предубеждений и живет истинными чувствами. Так он делает меньше ошибок. Они помирились и с тех пор никогда больше не расставались — много лет. И до сих пор, видите, вместе.
Глядя на пожилую пару, можно было поверить. Мари доводилось видеть много семей, а вот взгляды, наполненные любовью, встречались куда реже. Да еще и в таком возрасте!
— Я за них рада, — признала она. — Это они тебе рассказали?
— Я ведь говорю: я много с кем знакома, — уклончиво ответила девочка. — Здесь много красивых историй.
— Ты очень странно называешь людей… Что, и я, по-твоему, история?
— Ваш друг возвращается. Он нашел ту, кого вы искали.
Мари обернулась в сторону соседнего зала, куда и отправился Виктор. Теперь он шел не один, а в компании молодой девушки. Невысокой, с очень бледной кожей, свойственной многим рыжим, мелкими медными кудряшками, остриженными чуть ниже ушей, и искристыми зелеными глазами. Она не была медлительной и томной, какими молва делает художниц. Напротив, Одри казалась не в меру энергичной и эмоциональной.
— А как ты догадалась, что мы ищем… — начала было Мари, но осеклась.
Потому что девочки на прежнем месте не было. Нет, она не исчезла чудесным образом: пышное розовое платье мелькало на лестнице, ведущей к холлу. Однако двигалась она очень быстро, этого не отнять!
А стеклянный шарик так и остался на столешнице.
«Забыла, должно быть, — подумала Мари, убирая хрупкую вещицу в сумку. — Дети!»
Несмотря на очевидность объяснения, полной уверенности в нем не было. Слишком уж странный ребенок!
Но времени размышлять об этом у девушки не осталось — Виктор и художница добрались до ее столика, и она поднялась им навстречу.
— Добрый вечер, — художница первой протянула ей руку. — Мистер Кроули рассказал мне, почему вы ищете меня. Я Одри!
— Мари Жиро, — представилась она. Пожимать руку кому-то было непривычно и казалось мужским жестом, но не отказываться же! — Можно просто Мари.
— И просто Виктор, — добавил мужчина. — Мы ведь на отдыхе!
— Спасибо за разрешение, мне так проще, — широко улыбнулась Одри. — Вы не подумайте, что я деревенщина какая-то! Просто иногда так докучают все эти «госпожа» и «господин»! Как будто все друг другу чужие!
Такое простодушие было непривычно, однако художнице оно очень шло. Вокруг нее словно облако солнечной энергии распространялось, передававшееся всем окружающим.
— У вас чудесные картины, — признала Мари.
— Вам нравится? — просияла рыжеволосая девушка. — Я очень рада! Уж и не помню, чьей идеей была эта выставка, но помню, что сильно сомневалась по этому поводу. Кто захочет смотреть картины на отдыхе? Да еще и размещение в церкви! Я же не иконы пишу!
— Но там есть ангел.
— Это все равно не икона. Все, что вы видели на моих картинах… Не знаю, как объяснить… Попробую так: это то, что и как я думаю. То, что происходит у меня на душе — а я отдаю людям.
— Тогда у вас очень светлая душа, — заметил Виктор. — Большой талант!
— Так приятно слышать! Я еще думаю, заниматься этим серьезно или нет… Никто, кроме меня не хочет: ни родители, ни муж. Говорят, что несолидное это дело. Да я и сама понимаю, что несолидное. Но ведь так хочется! Они словно рождаются внутри меня и просятся наружу — жить своей жизнью!
Одри не старалась казаться более загадочной и мистической, чем есть на самом деле — а многие известные Мари художники занимались подобным «построением биографии». Одри просто жила этим. Но все же что-то она явно недоговаривала. В глубине зеленых глаз постоянно оставалась темная тень — легкая, едва уловимая.
«Должно быть, переживает, что родственники против ее увлечения, — решила Мари. — Что еще ее может расстраивать?»
— Вы давно в Бокор Хилле?
— Я… да, довольно давно, — ответила художница. — Уже и не вспомню, сколько именно! Здесь время совершенно по-другому проходит! Но это и хорошо. Вы увидите, вам здесь понравится. Всем нравится! Даже уезжать не захотите!
— Да, мне уже подобное говорили…
— Это кто же? — изумился Виктор.
— Да совсем недавно… Пока я ждала вас, ко мне подошла маленькая девочка. Она не сказала, как ее зовут, похоже, ее родители не здесь.
— Маленькая? Такая вот малышка? — Одри рукой показала уровень от пола. — Все время бегает в пышных платьях?
— Да, она самая.
— Не видел, — сказал Виктор.
— А я видела, — пожала плечами художница. — И не раз, похоже, она действительно из тех, кто постоянно приезжает сюда. Хотя она, конечно, отшельница.
Утешало уже то, что Одри ее тоже видела. В какой-то момент Мари испугалась, что девочки вообще не было, ей все показалось, однако слова художницы развеяли эти нелепые сомнения. Да и стеклянный шарик в ее руке подтверждал, что недавняя встреча все-таки состоялась.
— Отшельница — это вы что имеете в виду?
— Я никогда не видела ее гуляющей с другими детьми, — пояснила Одри. — Да и ко взрослым она редко подходит, все сама да сама. А еще она частенько бывает возле океана. Как будто…
Художница замолчала, улыбнулась, словно желая сменить тему. Однако Мари не хотела отступать:
— Как будто что?…
— Как будто ждет там кого-то.
Игнорировать недовольные взгляды, направленные в ее сторону, было проще, чем предполагала Настя. Это почти как в школе: есть люди, которые ее не любят, но достаточно не обращать на них внимания — и все будет хорошо.
Вот и теперь она притворялась, что вообще не замечает строителей. А они могли смотреть на нее сколько угодно, однако заговорить никогда не пытались. Девушка предпочла бы, чтобы их вообще здесь не было — только вид на город портят!
Пока что она бродила по улицам в одиночестве. Андрей еще вчера предупредил, что сегодня отправится на съемки: наблюдать за работой отца, который готовил сына чуть ли не себе в преемники. Настя с удовольствием изменила бы ситуацию, если бы могла — да хоть бы с ним отправилась…
