Рис сложила тарелки в раковину.
– Да. С тех пор я не хожу в парикмахерские.
– Волосы у тебя отличные.
Она обернулась, он подошел к ней и оперся руками о раковину. Мизансцена была точь-в-точь как вчера, у машины.
– Что на десерт?
– Яблочный пудинг с ванильным мороженым и…
Он закрыл ей рот поцелуем.
Он мужественный, подумала она. Не красивый, а именно мужественный. Крупные руки, длинные ноги, сильное тело.
Он снова поцеловал ее. Руки его ласкали ее тело, скользили по груди, по бедрам.
– Яблочный пудинг, говоришь? – спросил он, отступив на шаг.
– Что? Ах да. – Она на секунду прикрыла глаза, пришла в себя. – Это очень вкусно. Садись, я сейчас все подам. Мы с тобой так еще и не поговорили об убийстве. Шериф считает, что либо я перепутала место, либо она не умерла.
– А ты с этим не согласна.
– Я точно знаю, что и где я видела. Может, никто ее не ищет, потому что она никому не нужна. Или, например, приехала из Франции.
– Откуда бы она ни была, есть вероятность, что ее еще кто-то видел. На бензоколонке, в магазине, в кемпинге, в мотеле. Ты могла бы описать ее художнику?
– Из полиции?
– У нас в Энджелз-Фист такого нет, но я подумал про дока. Он делает наброски углем.
– Я бы очень хотела попробовать, но при условии, что ты пойдешь со мной.
– А чем ты мне компенсируешь потраченное время? Меня устроило бы что-то, что подойдет к бутылке вина у тебя в холодильнике.
– У меня в воскресенье выходной. Меню я продумаю.
Он съел ложку десерта и сказал:
– Как же я раньше-то жил без этого? Я поговорю с доком.
– Ну, как все прошло? – Линда-Гейл поставила на стойку стопку чистых тарелок и тихонько толкнула Рис локтем в бок.
– Что прошло?
– Вчерашнее свидание с Броуди.
– Я просто угостила его ужином.
– Просто угостила ужином? – Линда-Гейл закатила глаза. – Ты купила свечи. И льняные салфетки. И дорогое вино.
Рис не знала, плакать ей или смеяться.
– Неужели в этом городе вообще нет секретов?
– Для меня – нет, – сказала Линда. – Может, сходим после работы выпить пива?
– А знаешь что, давай! – улыбнулась Рис.
В баре Клэнси еда была вполне сносная, особенно под пиво. Но для Рис куда важнее было то, что она решилась на еще один шаг. Она отправилась в бар с приятельницей.
По бостонским меркам бар был довольно странный. На стенах – головы оленей, медведей, лосей. Полы перед невысокой сценой потертые, табуретки старые. А витрина за барной стойкой ломилась от бутылок с виски.
– Я вовсе не подпаиваю тебя, чтобы вызвать на откровенность, – сказала Линда-Гейл. – Но мне интересно, насколько страстен Броуди.
«Что ж, – подумала Рис, – если уж я решила завести подружку, то должна держать себя соответственно».
– Он очень страстный, – сказала она, наклонившись к Линде-Гейл поближе.
– Так я и знала! – воскликнула та и стукнула кулачком по столу. – По нему сразу видно. Глаза, губы. Губы особенно.
– Что да, то да. Признаться честно, я думаю об остальном.
– У тебя потрясающая выдержка, – восхитилась Линда-Гейл. – Это наследственное?
– Это следствие моих страхов. Ты же знаешь мою историю. Линда-Гейл отхлебнула пива.
– Я лучше промолчу. Тут Хуанита начала чесать языком на эту тему, и Джоани устроила нам всем такую выволочку! Но раз ты сама об этом заговорила...
– Да ладно. Просто я не очень люблю это обсуждать.
– Понимаю. – Линда-Гейл накрыла руку Рис своей ладонью. – Значит, будем говорить о мужчинах, еде и тряпках. И еще, откровенность за откровенность: я собираюсь выйти замуж за Ло.
– Боже мой! Вот это да! А я и не подозревала.
– Он пока что тоже не подозревает. Думаю, мне удастся со временем довести его до нужной кондиции.
– Так, значит, ты в него влюблена?
– Я люблю его всю жизнь. Точнее, с шестнадцати лет. Он тоже меня любит, но по привычке бежит в противоположную сторону. Пусть побегает, пока ума не наберется.
– Да, Линда-Гейл, ты настоящий стратег.
– Мы с Ло в шестнадцать лет были вместе, но тогда мы еще не были к этому готовы. Что взять с шестнадцатилетних?
– А теперь ты созрела.
– Ну да. Дело за ним. Если тебе интересно, сообщаю: Броуди ни с кем из Энджелз-Фист не встречался. Поговаривали, что у него в Джексоне какая-то адвокатша, но с местными он романов не крутил.
– Что ж, полезная информация. Я сама еще не поняла, что у нас с ним. Но искра пробежала.
– Искра – это уже неплохо.
Рис, перебирая пальцами прядь волос, спросила:
– Линда-Гейл, а где ты стрижешься?
– Просто так или когда хочу выпендриться?
– Я подумываю выпендриться.
– Я знаю подходящее место. Надо только уговорить Джоани дать нам выходной в один день.
И тут один из местных ковбоев вышел на сцену, взял микрофон и стал напевать под фонограмму.
– Это Рубен Гейтс, он работает на ранчо вместе с Ло. Гейтс, обладатель вполне приятного баритона, закончил петь под бурные аплодисменты, и его место занял следующий, исполнивший какую-то душещипательную балладу. За ним вышла блондинка без слуха и голоса.
Рис шла домой по тихим, пустынным улицам и чувствовала себя почти в полной безопасности. Такого с ней давно не бывало.
А открыв дверь квартиры, почувствовала себя почти как дома.
Она заперла дверь, подставила стул и пошла набирать ванну.
И, войдя в ванную комнату, остолбенела. На полочке у раковины не было никаких ее туалетных принадлежностей. Она крепко зажмурилась, но, когда снова открыла глаза, оказалось, что полка по-прежнему пуста. Она открыла шкафчик. Он тоже был пуст.
Она в отчаянии метнулась в комнату. Кровать была аккуратно заправлена. На плите стоял сверкающий чайник. Но у кровати лежала ее дорожная сумка.
Она на ватных ногах подошла к ней и, открыв ее, сдавленно вскрикнула: внутри лежали все ее вещи. Все было собрано и готово к отъезду. Кто же мог такое сделать?
Она присела на кровать. И вынуждена была признать, что никто, кроме нее, этого сделать не мог. Значит, она сделала это сама. По-видимому, она еще не оправилась от перенесенной травмы. И чутье подсказывало ей, что нужно уезжать. Только почему она ничего не помнит?
Она закрыла лицо руками. С ней и раньше случалось такое, когда она утрачивала ощущение времени, не могла вспомнить, когда что делала. Но с тех пор прошло несколько месяцев. А может, стоит взять сумку, закинуть ее в машину и уехать куда глаза глядят? Куда угодно.
Но это «куда угодно» станет всего лишь очередным местом, где она опять будет никем. А здесь она потихоньку начала становиться собой.
Она, оказывается, сложила в сумку все: одежду, обувь, зубную щетку.
Док Уоллес подал чай, кофе и печенье. Расположились они в гостиной, среди семейных фотографий в рамках. Рис наслаждалась уютом. Бабушке здесь наверняка бы понравилось. Док протянул ей чашку чая, а сам взял блокнот и карандаш.
