Она вернулась в дом и снова обошла все комнаты, проверила все шкафы зачем-то. Потом сунулась в кабинет к отцу, где на письменном столе стоял монитор от камер наблюдения, и неожиданно обнаружилось, что все выключено. Ни одна камера не работала! И экран монитора был черным. И самое страшное, когда она все включила, записей за минувшую неделю не оказалось в памяти компьютера. Их просто кто-то стер! За целую неделю!
Беда! Это была беда или страшный намек на нее! Надо было что-то делать, не сидеть курицей, как любил говаривать ее отец.
Хмелев! Надо было позвонить Хмелеву! Отец всегда советовал обращаться за помощью к нему, называя его представителем верной старой гвардии.
– Алло, Андрей Иванович! Вы? Это Саша Беликова! Здравствуйте! – пробормотала она скороговоркой.
– А, Александра… – без особой радости отозвался полковник сразу после первого звонка. – Здравствуй, здравствуй. Что-то вспомнила вдруг про старика, а? Не из-за нашего с тобой старого знакомого? Он теперь…
– Мама! Мама пропала, Андрей Иванович! – Саша громко всхлипнула, оседая с телефоном прямо на пол в холле.
– Что значит пропала? – не понял Хмелев.
– Ее нигде нет! Нигде!
– В смысле, нигде?
– Дома ее нигде нет.
– А-а-а, это исправимо, Александра. Сейчас вернется. Наверняка по магазинам ушла и…
– Андрей Иванович, она не ушла по магазинам! Ее сумка с кошельком дома! Ее мобильник дома! Ее очки, наконец, дома тоже! А она без них шагу не сделает. Она все ценники изучает досконально. Всегда! – Хмелев подозрительно молчал, тяжело выдыхая в трубку, и Саша добавила: – И кто-то уничтожил записи с камер наблюдения за неделю. За целых семь дней! И выключил к тому же!
– Что выключил?
– Камеры! Все до единой!
– А сколько же их у вас? – с явным неодобрением поинтересовался Хмелев.
– Две по периметру двора. Три в доме. Одна в холле, одна на втором этаже на лестнице, третья в гостиной.
– Ничего себе! – присвистнул Хмелев. – Кого боялись?
– Просто боялись, – вздохнула Саша с печалью. – Мужчин нет. Две женщины в доме. И… что мне делать, Андрей Иванович?! Мамы нет! Это как-то не так! Что-то случилось!
– Ну не паникуй, не паникуй раньше времени, Александра. – По голосу было понятно, что Хмелева новость раздражает. – Прошло два часа, как матери нет дома, а ты уже в полицию звонишь. Она, может, у соседки засиделась. А там зачем ей очки? Так ведь?
– Не так! – строго оборвала его Саша. – Я всех соседей обежала. Ее никто сегодня не видел. Я чувствую, что беда! Понимаете?! Чувствую!
– О господи… – Хмелев тяжело вздохнул, выдохнул. – Ладно, подумаю, что могу сделать для тебя…
– Что значит подумаете? – возмутилась она, резко встала на ноги и нервно заходила по холлу.
– Ты же умная девочка, понимать меня должна. Заявление о пропаже человека мы принимаем лишь на третьи сутки. Таков порядок, Александра. Я могу кого-нибудь прислать в неофициальном порядке. Но поисками заниматься сейчас никто не станет масштабно, Саша. Никто! Меня за это просто…
– Собаку Усова вы кинулись искать уже через час! – заорала она на него, размахивая свободной от телефона рукой. – Собаку! Через час! А здесь человек! Моя мама… Да идите вы… Я сейчас в область звонить стану…
Хмелев в бешенстве швырнул трубку на старенький аппарат, совершенно позабыв, что от его неосторожных движений внутренности трубки вываливаются на стол, а то – если случай попаскудней – падают на пол, закатываются под стол. И он потом ползает по полу, как последний дурак, собирает…
Тьфу ты! Угораздило этой старой калоше куда-то смыться! Куда на ночь глядя глаза вытаращила?! Не знает, что ее дочери сделается страшно в пустом большом доме?
Та тоже хороша! Взяла бы да на помощь ухажера своего позвала – Усова. Мужик авторитетный. Хотя…
Хотя нет! Не надо Усова! Он собаку свою заставил всем отделом искать по пляжу. А для будущей тещи прикажет под каждый лист, под каждую травинку заглянуть.
А может, это он к теще будущей руку приложил, а? Может, она ему мешала?
Ох-ох-ох, чудны дела твои, господи! Разбирайся теперь, если в самом деле Алла пропала, кому она помешать могла! Это тебе не молодые парни, которые и напиться могли, и в море утонуть, и повздорить с кем-нибудь, и подраться, на нож напороться… Пожилая женщина – это уже серьезно. Она в склоки подобного рода вступить не могла. Она хоть и противная баба, но не убивать же из-за этого! Их тогда – баб этих – всех подчистую можно…
Что делать-то, а? Официально он в самом деле не может к Беликовым в дом никого послать. Участковый у них противный, жуть. Если явится туда вместе с вернувшейся Аллой, то скандала не миновать. Орать станут оба – и она, и участковый. Нет, надо как-то тихо, деликатно, чтобы…
Да что это он в самом деле сопли жует! Назаров! Вот кого он пошлет! Вот кто ему не откажет, а то и благодарен будет. Он тут за неделю такую бурную деятельность развил, что Хмелев и сам не рад, что с ним связался. Результатов пока никаких, а жалобы уже пошли. Пристает к людям с ненужными вопросами, лезет в дома, вызывает к себе. Его не сегодня завтра снова в Москву позовут, а он Хмелеву макулатуру тут оставит не лучшего свойства. Разгребай, Андрей Иванович, будь любезен!
Н-да… Надо его отвлечь как-то.
Хмелев не стал собирать развалившуюся телефонную трубку. Сгреб все детали в кучку, выбрался из-за стола и пошел в кабинет, который раньше занимала Надя Головкова, а теперь – Назаров. Хорошо бы на месте был. Время-то за семь вечера перевалило.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – попытался встать из-за стола, заваленного бумагами, Назаров.
Хмелев неодобрительно покосился на бумажную гору.
Во-во! Он так и думал! Шерстит парень всех подряд. Нет, не избежать жалоб на его старую плешивую голову. И доработать не дадут, снимут. К чертям снимут раньше срока!
– Да не вставай, капитан, – недовольно поморщился Хмелев. – Хватит уже козырять-то! Не в столице! Свои будто бы, н-да…
Прошелся по кабинету, встал у окна, выглянул на улицу. На стоянке перед отделом было всего две машины. Его трехлетний внедорожник. И старенький отечественный автомобиль с незакрашенными плешинами от шпаклевки – Назарова.
– Твоя машина? – ткнул пальцем в автомобильную старушку Хмелев.
– Моя.
– Чего же в Москве на хорошую тачку не заработал?
– А эта чем плоха? – рассеянно отозвался Назаров, перебирая бумаги. – Ездит, не подводит. Предназначение свое выполняет.
И снова погрузился в изучение какой-то схемы, набросанной уже, видимо, им собственноручно. Потому что Хмелев, убей, не помнил в деле никакой схемы.
– Как дела? Продвигаются? – спросил Хмелев, скорбно поджимая губы.
