Это я, Зорка. Я уезжаю. Завтра. Навсегда. И больше здесь уж точно не появлюсь, поэтому у меня хватило наглости явиться сегодня. Так вышло, что… мне больше не с кем поговорить.
Тишина. Молчание. Даже птиц нет. Тогда жужжали осы, а теперь уже попрятались. И трава — сырая от ночного дождя.
Говорят, что кладбищенские птицы — души захороненных. Значит, сейчас их здесь нет. Пусто. Зорка тут одна, как… в последний раз на даче.
Коснуться рукой памятника. Слегка. Все-таки подругами они не были. Вдруг Лене стало бы неприятно?
— Лен, прости меня, ладно. Я… я никогда тебя не травила, но и не пыталась спасти. Лен, мне… очень плохо! Знаешь, наверное, это я должна была умереть. Потому что тебя любили, а я… вряд ли кто-то станет ухаживать за моей могилой.
Молодец! Опять — о себе. Точно — эгоистка.
— Я боюсь, Лен. Я боюсь, что не справлюсь.
Милиция не верит. Никита осужден. Учиться негде. Работы нет. Даже для взрослых и порядочных.
И выжить здесь не выйдет. Пора сматываться. Далеко и навсегда.
Сначала мама не хотела никуда уезжать.
— Это тебя ненавидят, — отрезала она. — И за дело. А я — нормальный человек.
Уехать одной — в никуда, а Женьку оставить здесь? Мама уже хотела заставить его вернуться в школу. «Пойти и поговорить с детьми. Они же нормальные и поймут». Что это сестра у Жени — дрянь, а вот он сам…
План увял еще в зародыше — братишка не согласился. А то мама бы поняла, что понятия «нормы» у всех разные. И чтобы тебя ненавидели, необязательно защищать осужденных. Покойная бедняга Ленка этого не делала.
Дальнейшие дни маму разубедили. Ее «нормальные люди» принимали не больше, чем Зорку. Особенно подруги и матери разобиженных жен.
Окончательным толчком стало увольнение с работы. То ли из-за скандала, то ли из-за болезней, то ли из-за всего сразу. Не помогли даже близкие отношения с начальником. Тому тоже чужие проблемы до лампочки. А симпатичных сотрудниц полно и так. И помоложе. Свистни — любая прибежит. Работы в городишке нет.
— Всё из-за тебя! — кричала мать каждый вечер.
Пока не приняла решение: да, надо уезжать. Да, ей не повезло с дочерью, из-за которой погибла Дина, а люди возненавидели их семью. Но крест нужно нести с достоинством. Раз уж воспитала такую дрянь — придется отвечать за последствия. Не сдала вовремя испорченного пасынка в детдом — виновата тем более. Как бы несправедливо это ни было.
— Когда переедем — больше никакой школы. ПТУ и рынок. Точнее, ПТУ — летом. А на рынок полетишь сразу. Ты же не думаешь, что это я стану горбатиться в три смены? С моим больным сердцем? Ты и так меня чуть в гроб не вогнала.
— Полечу так полечу, — равнодушно отмахнулась Зорка.
Лишь бы убраться отсюда и вытащить живым Женьку. Как спасти Никиту — она придумает. Заработает денег и уедет за ним в Сибирь. Найдет хорошего адвоката…
Мамины пальцы теребят сигарету. Не такие крутые, как у Динки, но и не Маринкины.
Прежде она не курила… Берегла здоровье. Печень, легкие и зубы.
— И, надеюсь, ты не думаешь, что я позволю тебе утаивать зарплату? Всё до копейки сдашь.
Неужели мать думает, что когда эта гипотетическая зарплата наконец будет — Зорка скажет кому-то ее точный размер?
Продавать квартиру мама собиралась уже из Питера, а пока — остановиться у сестры. Той самой тети Тамары. Она вроде со скрипом согласилась.
Со скрипом. Вот весело будет оказаться с вещами на улице. С Женькой под мышкой. На пороге зимы.
Пусть! Даже так — лучше, чем загибаться здесь. Задыхаться в чужой злобе. И дотянуть и вовсе до морозов.
— Я объяснила, что ты скоро жилье начнешь снимать. Койкоместо в общаге — и хватит с тебя. А нас с Женей никто не выгонит.
Теперь главное, чтобы братишка не пошел на принцип. Его в общаге уж точно никто не ждет…
— Лен, если там кто-то действительно есть — попроси за Никиту, ладно. И за Женьку. Я-то уж как-нибудь сама, а их — жалко… Ну, прощай. Извини, что притащилась без спроса…
4
В последнюю ночь перед отъездом Зорка плюнула на осторожность — пошла гулять по городу. По тем самым улочкам, что вдоль и поперек исходили с Никитой. Жаль, больше не удалось выбраться на дачу. Впрочем, в одиночку Зорка там уже была.
— Я тут кое-что придумала, — встретила ее мама. С газетой наперевес. — Люди ездят на заработки. Ты тоже могла бы. Две недели работы, потом — две отдыха. Но ты просто поедешь на другое место — и перерыва у тебя не будет. И денег заработаешь, и тетю не обременишь.
— Я — несовершеннолетняя. На такой график меня не возьмут.
— Это если легально. Но есть же и частники. Просто не оформят и заплатят поменьше… ничего, поработаешь побольше — вот и наверстаешь.
— Видно будет, — пожала плечами Зорка, проходя мимо матери. Уже привычно равнодушно.
Та последовала за ней. Взбудораженным вихрем:
— Ты, надеюсь, не настроилась на рабочий день с девяти до шести, а по выходным еще и отдыхать? Я, тебя, дармоедку, с собой беру не для этого!.. — завелась мама.
— Видно будет. А сегодня я собираюсь все-таки немного поспать.
— Когда гуляла со своим отморозком — тебе сон был не нужен, и сейчас потерпишь!
— Ладно, потерплю, — Зорка потянулась к книге, раскрыла. — Можешь начинать истерику…
Мать ушла уже под утро. Ложиться — поздно. А глаза слипаются и совсем не видят строк.
И как герои книг не спали по пять ночей? Зорку после одной срубает конкретно.
Девушка уставилась в окно. Там в кои-то веки заморозки выгнали всех алконавтов. Даже их.
Страшно. Впереди — Питер. Этот город убил Дину. Зорку тоже сжует — и не подавится.
Не будь дурой! Надо выдержать. Ради Женьки. Какой бы сволочью не была Зорка, но он-то — ни в чём не виноват.
Впереди — Питер, в который так рвалась Динка. Большой город — с яркими огнями… и крутыми парнями на тачках с запредельными ценами. Мечта Динки! Она всегда любила дискотеки, а Зорка — книги. Сестре были нужны модные шмотки, а Зорке хватило бы пары джинсов. Потому что Никита любил ее и такой. Динка любила курорты, а Зорка — лес и рыбалку. Но этот город отнял всё, что у Зорки было, и она сделает всё, чтобы это вернуть. Спасти, что еще в силах. Вытащить Никиту! Сама сдохнет, но его — выручит.
