Настя развела руки, как бы признаваясь в личной вине.
– Она карлица.
Я теперь понимаю, почему медведей стараются держать в клетках на улице. Во-первых, у них жесткая и грязная шкура, а во-вторых – запах. Само животное пахнет так, что без маски стоять около него больше пяти минут могут только те, кого это животное кормит.
А уж после того, как медведь выдаст то, что он съел (а ест он много), около него не задерживаются ни владельцы, ни активисты Гринписа. А я – вот она. Я с Матильдой и в светлые для нее моменты кормежки, и в остальные моменты… тоже.
Матильда стояла на задних лапах, вцепившись передними в прутья клетки, и топала. Хотя по медвежьим стандартам весила она немного, клетка раскачивалась, доски пола прогибались, Матильда ревела, требуя завтрака.
– Сейчас, моя девочка. Потерпи двадцать минут, – заворковала я, и медведица, приняв обещание, шлепнулась на толстую задницу.
Пусик, гремя цепью, рыкнул на медведицу. Обойдя ее клетку, он улегся рядом со штабелем дров, наблюдая за мной.
Я растопила уличную «буржуйку», поставила сверху казан с водой и села чистить рыбу для себя, акробатов и этого, нового.
Пеликаны, видя мои приготовления, душераздирающе орали, клокотали подклювными мешками и хлопали крыльями в своих клетках, над детским пластиковым круглым бассейном. Они всем видом показывали, что готовы есть и замороженную рыбу. Но этого нельзя делать ни в коем случае, горластые птицы простудятся. И хотя сегодня им еда положена только в обед и поздно вечером, я скормлю им граммов по двести рыбы на клюв, щадя собственные уши и нервы артистов.
Поставив ближе к себе кастрюлю с водой, я складывала в нее очищенную рыбу.
Из своей бытовки, потягиваясь, в драных спортивных штанах и с голым торсом вышел Виталик. Красивый, добрый, пьющий. Герой не моего романа.
– Скоро будет готово? – спросил он всеядным голосом.
– Через полчасика. У тебя майонез остался?
– Не-а. А с кем ты утром разговаривала? – Виталик простецки подмигнул мне. – Или мне показалось?
– Не показалось. Виталь, тут парень на работу попросился, пусть у нас пару дней отсидится? – я спросила для соблюдения «политеса», Виталик мало кому в чем отказывал.
Зевнув, он щелкнул челюстями и уточнил:
– Деньги у него есть?
– На ящик пива хватит. – Я подкинула в костер старую коробку.
– Ты ж знаешь, я пиво пью только при отсутствии водки.
– Будет тебе вечером водка, – щедро пообещала я.
– Тогда ладно, пусть живет.
Виталик потрусил к уличному туалету, хлопая себя по голому рельефному животу и напевая: «Ландыши, ландыши, светлого мая приве-ет…»
Растоптанные кроссовки остановились у «буржуйки», откинув по пути сосновую щепку. Старые, спущенные носки, рабочие штаны защитной раскраски. Руки в карманах, незастегнутая военная куртка, выпирающий живот в шелковой майке, одутловатое лицо непротрезвевшего человека. Сергей удивленно смотрел на меня.
– Ты чего делаешь?
– Завтрак готовлю. Для зверей и для нас. – Я вскрыла вторую коробку с рыбой и оглядела «найденыша». – Тебя же просили полностью переодеться, а ты шелковую майку оставил.
– Не мог же я грязную чужую куртку надеть на голое тело. – Сергей заглянул в котелок. – Ты хочешь сказать, что я тоже буду есть эту рыбешку?
– Конечно, все равно больше нечего. С майонезом очень вкусно. – Я показала ножом на его майку. – Ты когда-нибудь видел разнорабочих в шелковых майках? Сними ее, намочи, выжми и надень мятой. Кран прямо за мной. Или ты пошутил насчет погони?
Мужчина оглядел облезлые бытовки, унюхал стойкий запах помета животных и проводил трезвеющим взглядом Виталика в выношенных спортивных штанах, с дешевым кухонным полотенцем на плече бредущего к водяной колонке.
– Блин, ты права. Не отошел я после вчерашнего. – Он сморщил нос, и указательный палец на правой руке нервно задрожал. – Только я вот это варево не буду. Может, есть буженина или семга?
– Нету буженины. – Я плюхнула в котелок очередную рыбину. – И денег на семгу тоже нет.
Странный мужик. Ведет себя очень уверенно, руки небольшие, холеные. Но вот лицо типичного пьяницы. Глаза осоловелые, щеки в красных прожилках хронического алкоголика. Хотя у богатых такие морды тоже бывают.
– Эй, привет! – Улыбающийся Виталик включил холодную воду в кране и умывался, брызгаясь. – Это тебя Настя на работу взяла?
– Чего ты орешь? – Сергей с мрачной завистью смотрел на спортивное тело Виталика. – Я же прячусь.
– А-а, понял. – Виталик закрыл кран. – Я вот тоже от жены полгода бегаю. – Он слегка вытерся серым полотенчиком и протянул руку. – Виталик. А тебя, слышал, Серегой зовут?
Сергей пожал мокрую руку и начал раздеваться. Н-да, зарядкой он не занимался года три.
Виталик с удовольствием втянул запах вареной рыбы.
– Вкусно. И, представляешь, Серега, в кошельке даже полтинника нет. Майонезик, пиво. – Виталик мечтательно закатил глаза и тут же ласково посмотрел на посвежевшего после холодной воды Сергея. – Обсудим меню?
Мужчины отошли в сторонку, душевно разговорились и к моменту, когда я очистила всю рыбу и вымыла руки, подали мне список с деньгами.
– Вот, надеемся, донесешь. За сколько обернешься?
Список был длинный, но выполнимый.
– Постараюсь быстрее. Виталь, не забудьте про рыбу, контролируй раздачу.
Я не стала переодеваться в цивильную одежду. Ополоснулась под краном, переменила синий халат на белый и пошла в магазин. Ближайший был на площади авто– и железнодорожных вокзалов.
Сам автовокзал представлял собой одноэтажный деревянный дом, выкрашенный в темно-зеленый цвет. Перед ним, через круглый скверик с бетонной заросшей сорняками цветочной клумбой, располагался железнодорожный вокзал, здание которого возводилось никак не позже пятидесятых годов.
Целиком площадь со старыми автобусами, с деревенскими тетками в платьях забытых фасонов восьмидесятых годов была еще там, в XX, только торговые павильоны пестрели ассортиментом нового века.
Как только наше шапито прибыло в Городок, из трех торговых павильонов я выбрала самый крупный, и не ошиблась. Его владелец, крепыш Гена, тут же предложил возить партии рыбы, обрезки мяса трех сортов, хлеб, крупу, а также всяческие моющие средства и туалетную бумагу прямо в цирк.
Это всех устроило, и через день в шапито приезжал шофер на зеленой «четверке». Он молча протягивал накладную со списком привезенных товаров. После разгрузки, которую он пережидал, куря в тенечке, протягивал руку за деньгами. Буркнув: «Пока», уезжал. Мы так и не узнали, как его зовут.
