Прерывисто дыша, совершенно выбившись из сил, Боуи наконец одолел ее, подмял под себя, навалился сверху и прижал к грязной земле запястья разведенных рук. Оба хватали ртом воздух, их груди тяжело вздымались.
– Ради Бога, Рози, прекрати! Я не хочу причинить тебе боль.
Вспотев и дрожа, сверкая глазами, Рози смотрела на нависшее над ней исцарапанное лицо, голубые глаза, ощущала дыхание Боуи и горячую тяжесть его тела, вжимавшую ее в холодную грязь.
Тяжесть сильного мужского тела.
Охваченная паническим ужасом, она отчаянно рванулась. Задыхаясь, Рози боролась и извивалась под ним, пока не осознала всю тщетность своих усилий. Бедра и торс Стоуна надежно удерживали ее. Тепло его тела прожигало Рози насквозь, и она сдалась, испуганная и беспомощная. Слезы бессильной ярости потекли по ее щекам.
Тяжело дыша, Стоун смотрел на нее.
– Что сделал?…
– Изнасиловал меня! - крикнула Рози ему в лицо, уверенная, что ей снова предстоит это испытать. - Три раза в неделю в течение четырех лет я слышала скрип двери его комнаты, потом он тащил меня за волосы в свою спальню и насиловал!
– О Боже!
– Он бил меня, ломал кости и насиловал! Ты это хотел знать? Теперь доволен?
Внезапно Стоун скатился с нее и сел рядом, подтянув колени.
– Мне следовало догадаться.
Он не собирается насиловать ее. Чувство безмерного облегчения затопило Рози, лишив последних сил. Она лежала в холодной грязи как тряпичная кукла, прижав к бокам сжатые кулачки, не в силах пошевелить пальцем и вытереть слезы.
Наконец Рози заговорила безжизненным, лишенным всякого выражения голосом:
– Это началось после того, как он избил маму так сильно, что она умерла. Тогда он принялся за меня. Он заставлял меня делать такие вещи… - Рози закрыла глаза. - Джон Хоукинз и Лодиша пытались помочь мне, но что они могли сделать. Он говорил, что убьет их, если они вмешаются или кому-нибудь расскажут. Ничто не остановило бы его.
– О Господи!… Мне очень жаль.
– Он говорил, что я уродлива и ни один мужчина, кроме него, не пожелает меня. Потом мне уже было все равно, уродлива я или нет. - Рози повернула голову и посмотрела на Боуи. - Я хочу быть уродливой, лишь бы мужчины не делали это со мной опять. Я не желаю, чтобы хоть один из них так смотрел на меня или прикасался ко мне.
– Рози…
– И я задумала убить его. Все рассчитала. Вначале пришлось украсть деньги, чтобы купить револьвер. Свой он запирал на замок. Затем нужно было достать пули. - Она перевела взгляд на небо и снова сжала кулаки, впившись обломанными ногтями в ладони. - Эти мысли поддерживали во мне жизнь, благодаря им я сохранила рассудок. Он затаскивал меня к себе в комнату, а я отключалась от всего, представляя себе, что я сделаю с ним, прежде чем застрелю. Я все продумала.
И тут, за неделю до того, как все было готово, всего за неделю, ручей разлился. Он спустился к воде, чтобы вытащить на берег какую-то глупую корову. Корова выжила, а он утонул. Я думала, что сойду с ума. Этот сукин сын надул меня. Умер прежде, чем я успела сказать, как ненавижу его. Прежде чем смогла отомстить и прикончить его. То, что он и минуты не страдал, как мы с мамой, точит меня изнутри. Я думаю об этом каждую секунду, кроме тех моментов, когда напиваюсь до беспамятства.
Рози села и устремила на Боуи пылающий взгляд.
– Он должен заплатить за то, что сделал с мамой и со мной. Он должен знать, что я лучше его. Мне необходимо одержать над ним верх, Боуи, чтобы заставить его страдать!
Боуи посмотрел на нее, и она прочитала в его глазах пронзительную жалость, которая ранила ее больнее, чем удар. Он заговорил мягким глухим голосом:
– Рози, Фрэнк Блевинз мертв. Нельзя отомстить покойнику.
Ее глаза сверкнули в лучах зимнего солнца.
– Ошибаешься. Можно, и я знаю, как это сделать. И ты мне поможешь.
Вашингтон, 1880 год
В дом на Пенсильвания-авеню тянулся непрерывный поток посетителей, желавших отдать дань уважения и оставить карточки с загнутым в знак соболезнования левым уголком. Этикет запрещал частные визиты, пока тело находится в доме, и ни один из посетителей не решился пройти дальше вестибюля. Только слуги были свидетелями безутешного горя Сьюзен.
С покрасневшими глазами, теребя в руках отделанный черным кружевом платочек, Сьюзен Боннер-Стоун беспокойно мерила шагами пестрый ковер в гостиной, время от времени останавливаясь возле гроба сенатора с выражением ужаса и смятения на лице.
Она не понимала, почему в одно мгновение судьба вдруг стала так сурова к ней и непредсказуема. Сенатор Стоун слыл сильным и энергичным человеком, надежным, как скала. Когда Боуи оставил Сьюзен на попечение отца, она ничуть не сомневалась, что сенатор здоров и проживет еще много лет. Но теперь он умер, и будущее благополучие, которое Сьюзен считала предрешенным, обернулось пугающей неизвестностью.
Она не знала, что делать. Как жить без мужчины, ни на кого не опираясь? У нее не осталось родных, а теперь один за другим скончались ее муж и тесть. Впервые в жизни испытав полное одиночество, Сьюзен цепенела от страха. Кто позаботится о ней и Нэйте? Кто подскажет, что делать?
Беды, обрушившиеся на нее, были непомерно велики и столь ужасны, что Сьюзен боялась даже думать о них. Опустившись на сиденье перед гробом, она разгладила дрожащими руками черное шерстяное платье, поправила креповый воротничок. Как же быть? Этот вопрос назойливо звучал у нее в ушах, не находя ответа.
На секунду вспышка ярости обожгла ее и горло перехватило от негодования. Это Боуи виноват в смерти сенатора и в том, что она оказалась во власти стихии без поддержки мужчины.
Вначале пришла ужасная весть о том, что Боуи уволен из кавалерии за недостойное поведение. Скандал, старательно раздуваемый врагами сенатора, пронесся по Вашингтону как пожар. Хотя сенатор высоко держал голову, не обращая внимания на презрение и проклятия, бесчестье состарило его за одну ночь. Он потерял двух сыновей, посвятивших себя военной карьере. Один погиб в нелепом дорожном происшествии, другой покрыл себя несмываемым позором. Душевные страдания глубоко ранили сенатора, и он приказал убрать из дома всякое напоминание о Боуи. Сенатор не скрывал, что ему трудно даже находиться в одной комнате со Сьюзен и Нэйтом. Их присутствие служило живым напоминанием о том, что его сыну нет прощения.
Затем последовал второй удар - известие о том, что Боуи, обвиненного в убийстве сослуживца, повесят в каком-то заштатном городишке в Канзасе, - и это сразило сенатора. Через неделю после того, как Сьюзен надела траур, сердце сенатора не выдержало. Он умер в своей библиотеке, перечитывая сообщение о том, что приговор над бывшим капитаном Боуи Стоуном приведен в исполнение.
