Динкиных. И аромат от них приятный… смолистый. Пахнет лесом… сырой, заброшенной деревней и одиночеством!
— Будешь? — легкий небрежный жест. Милостыня. Так аристократ бросает нищему огрызок французской булки с икрой.
Огрызок сырости и одиночества? Не нужно. Хватает своего. По горло.
— Нет, спасибо.
— Считаешь себя еще маленькой? — явное неодобрение в глазах. Нехорошее.
— Бросила.
А еще совсем недавно считала, что курят лишь пьяные мужики и особо трудные подростки. Или Динка — тоже отнюдь не в трезвом виде.
— И завязала с алкоголем? — почти ухмыляется.
— Да, — ровно и тихо. Правду, только правду и ничего, кроме…
— Похвально. Итак, я слушаю тебя, Зора. Что тебе нужно? Только, — построжели глаза тети, — позволь намекнуть, что ты уже взяла неправильный тон. Не советую начинать с качания прав и хамства. Ты в не той ситуации. Ты — на самом дне, и дальше падать некуда. Поняла?
— Я не хочу с вами ссориться. Вы — моя тетя, и я хотела попросить вас о помощи…
— Я не помогаю бедным родственникам. Дина была исключением. Но ни твоя мать, ни твой брат меня не интересуют. Особенно мать.
— У нас есть квартира. В нашем городе. Трешка. Но мама, как недееспособная…
Не вздумай реветь, Зорка! Или потом поводов для слез будет втрое больше! Вчетверо.
— …а мы с Женей, как несовершеннолетние, продать ее не можем. Я хочу попросить вас на время стать нашим опекуном и помочь это сделать. Тогда маму можно будет устроить в нормальную больницу, а о Жене я позабочусь.
— Нелегально снимешь квартиру, пойдешь вкалывать туда, где не спросят возраст, и прятать брата, пока ему не стукнет шестнадцать, — закончила тетя. — Ты забыла об одном. Что с этого получу я, кроме кучи проблем?
— Я могу отдать вам половину денег, — сразу предложила племянница. Хотя начать хотела с трети.
— Сколько тебе лет? — Темно-зеленые глаза прожгли насквозь.
А это к чему? Будь Зорке восемнадцать — обошлась бы без тети! А уж двадцать…
— Через четыре месяца будет шестнадцать.
— Даже меньше, чем я думала. А гонору — будто двое больше, — Тамара небрежно стряхнула пепел в блюдце на тумбочке. — Твоя сестричка была сущий ангелок — в сравнении с тобой. Ты насмотрелась сериалов, девочка. Мы — не на Западе. Психушки и детские дома у нас — в порядке вещей. И я не вижу причин, почему именно твоя семья должна стать исключением. Выживает сильнейший. Лично мне денег хватает и так. И я вовсе не горю желанием тратить их на подкуп доблестной российской милиции, когда она спросит, куда делись якобы опекаемые мной племянники. Другое дело — ты. Вот тебе я помочь могу. Из тебя со временем толк выйдет… если прекратишь цепляться за бесполезную родню и поймешь, что выплывать нужно в одиночку. Ну?
— Одна я выживать… выплывать не буду.
— Неужели я ошиблась, и ты — все-таки дура?
— Я не брошу маму и брата.
— О, особенно маму! — рассмеялась Тамара. — А ты знаешь о ее былых планах в отношении себя? Работа в три смены, койка в общаге? Нищета? Прощай, школа?
— Да.
— Тогда позволь тебя спросить: ты — святая или идиотка? Ладно, — резко оборвала смех тетя. — Я, пожалуй, помогу продать твою квартиру. И мать твою устрою, как надо, хоть она того и не стоит. Все-таки сестра… И братик твой поживет у меня… под твою ответственность. Ладно уж, налью сироте тарелку борща — не обеднею. Да, деньги ты отдашь мне. Все. И не делай таких глаз — для тебя они сейчас не стоят ничего. Да и не так они велики, как ты вообразила, — особенно по меркам Питера. Но это, как ты понимаешь, не всё.
— Что еще? — кажется, голос дрогнул.
— Я тебе сказала — гонору убавь! — неожиданно рявкнула родственница. — А то ведь могу и передумать.
— Извините… — выдавила девушка. С трудом.
— Вот и хорошая девочка, — Тамара неожиданно провела рукой по волосам Зорки. Почти материнским жестом. Как мама — Динке.
Племянница едва не отшатнулась — сдержаться удалось с трудом.
Истеричка!
— Ты просто будешь мне помогать. Ты — красивая, неглупая (надеюсь) девочка. Почти умница. Со временем решу, куда тебя пристроить. Поверь, в моей фирме найдется место для неглупых сотрудников. И место неплохое — в родном селе Гадюкино тебе такое и не снилось. Но пока… ты, надеюсь, понимаешь, что пока в ход пойдет только твоя красота? Больше у тебя ничего еще нет.
— Понимаю.
Не умереть бы на месте! Нельзя. Права нет.
— Вот и молодец. И не смотри такими глазами — я не собираюсь тебя есть. И на панель не отправлю — не тот там уровень, и мне с того пользы никакой. Только избранные, приличные люди. Ты бы и сама догадалась найти такого — если б знала, где искать. И поверь мне — тебе пришлось бы. Не спорь. И не вздумай меня обмануть — сама понимаешь, чем рискуешь. И кем. Поэтому — никакой переписки с твоим зэком.
— Никита — не виноват…
— А вот это мне не интересно вовсе. Просто выбирай, кого любишь больше. Его ты уже не спасешь. Двенадцать лет тюрьмы, такая статья… не настолько наивна даже ты. А вот у твоих мамаши и брата шанс есть. И неплохой — особенно у брата. Но мне нужно твое согласие. Да или нет?
— Да.
Пока — да.
— Я уже сказала, что ты — хорошая девочка? Два дня отдыхай, а там поговорим.
— Разве меня сегодня не выго… выписывают?
— Уже нет. Они решили, что такую хорошую девочку нужно долечить. А сейчас я договорюсь, чтобы лечили еще и хорошего мальчика Женю. И даже не слишком хорошую женщину Маргариту. Как следует лечили. Видишь, как быстро растет твой долг, Зорина?
3
Зорка бессильно сползла на кровать, вытянулась. В детстве у нее была игрушка — плюшевый тощий кот. Обычно висел на подлокотнике кресла. Когда не лежал на Зоркиной подушке. Сидеть он не мог — слишком мягкий.
Вот примерно так же ощущается собственная жизнь.
Какой серый, плохо крашеный потолок… И стены. Как в тюрьме. Только отсюда можно выйти.
В еще более худшее место.
А Никите не светит даже это.
Зорка пообещала. И что? Она всё равно не сможет. И когда тетка поймет это — выгонит ее на улицу, а Женьку сдаст в детдом.
Как сделать так, чтобы не предавать никого — ни Никиту, ни братишку? А если бы еще заодно и себя… Но настолько сказочного везения не бывает вовсе. Как справедливо заметила тетка — не в мыльном сериале живем.
