А куда — к себе? Вроде бы он шел к соседнему дому, серой «хрущевке», в которой молочный магазин. А вот в какой подъезд зашел, Верочка не заметила.
И где его теперь искать, где теперь Тишу искать, она не знала.
Тиша пропал…
* * *
Расследование убийства Людмилы Куницыной, как и убийство Алексея Семикопного, тоже навесили на Панкратова. Во-первых, оно произошло в Кировском районе, а это была его, так сказать, епархия. Во-вторых, Куницына оказалась застрелена из того же «вальтера», что и Семикопный. Совпадал не только калибр — совпадали некие «характерные особенности», как любят выражаться эксперты-баллисты, двух найденных гильз. Совпадало также еще кое-что… и это весьма напрягало начальство Панкратова, ну и, само собой, его тоже. Дело было взято под особый контроль, и Панкратову приказано было поспешить.
Только… поосторожнее. Без шума. Размотать клубочек тихо, а потом выводы подать на блюдечке с голубой каемочкой. Желательно обойтись при этом без вспугивания двух персон, возможное участие которых что в одном, что в другом преступлении так и перло со всех сторон.
Панкратов вздохнул. Это только в телесериалах представители органов дознания ногой открывают все двери и локтем вышибают окна. На самом деле они должны быть дипломатами… не хуже великого «мистера Нет», товарища Громыко!
Панкратов сказал — яволь, в смысле, он сказал — есть, а про яволь подумал и пошел делать свое следовательское дело.
Между прочим, делалось оно на сей раз не с таким уж огромным напрягом, как в ситуации с Семикопным.
Ну вот, к примеру, звонок в милицию — насчет того, что на крылечке труп лежит. Сначала казалось, что следов звонившего не найти. На самом деле следы довольно легко обнаружились на том же автовокзале. На них навела санитарная обработчица.
Когда Панкратов с ней познакомился, он поначалу надолго онемел, ощутив ностальгическую грусть по тем временам, когда санобработчицы именовались техничками или вообще запросто — уборщицами, звались тетями Манями, Шурами или, к примеру, Нюрами, а не Елизаветами Петровнами, и были малорослы, худы и простоваты, и не обладали внешностью и манерами директора средней школы.
Правда, вскоре выяснилось, что Елизавета Петровна была директором не школы, а педагогического техникума. Но эта деталь только усугубляла ситуацию.
– Вы не подумайте, молодой человек, — было первое, что заявила Панкратову Елизавета Петровна, — что я нуждаюсь в этой скудной заработной плате. У меня приличная пенсия, к тому же дети и внуки весьма обеспечены. Однако мне необходима физическая нагрузка, я люблю общение, а также у меня страсть к наведению порядка. Вот я и выбрала именно такой род и вид деятельности.
Панкратов мог бы уточнить, что у Елизаветы Петровны была страсть не просто к наведению порядка, а именно к наведению общественного порядка. Видимо, жажда власти не уходит на пенсию, а требует непрестанной поживы. Может быть, именно поэтому Елизавета Петровна и навела на отведенном ей участке идеальную чистоту, и всякий, кто эту чистоту пытался нарушить (чтобы пройти в туалет, необходимо было, ну хоть тресни, пересечь территорию, подконтрольную Елизавете Петровне), становился ее личным врагом, которого она долго преследовала бы своей мстительностью, да вот беда — все эти «злодеи» немедленно уезжали (автовокзал все-таки!) и оказывались вне пределов досягаемости строгой санобработчицы. Правда, новый день приносил ей на поживу новых злодеев. Конечно, слишком много лиц мельтешило перед ее глазами в течение дня, но все же зрительная память у нее оказалась прекрасная. И на безнадежный вопрос, помнит ли она, кто звонил по телефону-автомату в такое-то время, ответила почти мгновенно и более чем подробно:
– Конечно, помню. Она с Бычихи, ее Катя зовут. Такая худющая и высокая, настоящая дылда. Над всеми голова торчит. Сейчас-то это называется модельный рост, но она слишком рано родилась. Наверное, так и прожила всю жизнь с прозвищем версты коломенской, оттого и сутулая до невозможности, и вид унылый, хоть и молодая еще, сорока, наверное, нет.
– А откуда вы знаете, как ее зовут, почему уверены, что она с Бычихи?
– Я ее тут сто раз видела. Постоянных пассажиров более или менее запоминаешь. У нее вроде бы дочь здесь учится, в Ха, ну, она и наезжает ее проведать, гостинцы привозит, вещи. Один раз я слышала, как ее какая-то женщина окликнула: «Катя, ты этим рейсом уезжаешь?» Видела другой раз, что она в бычихинский автобус садится. Я ее уже воспринимала как деталь обстановки, даже особого внимания на нее не обращала, ну, мелькнет в голове: вон Катя с Бычихи идет, — да тут же и забудешь про нее.
– Почему же вы именно в тот раз внимание обратили на эту Катю?
– А она всегда идет — глаза в землю, плечи выше головы, тащит сумку на колесиках, как будто крест влачит. Физиономия унылая, ну унылей некуда. А тут, смотрю, чуть ли не вприпрыжку бежит, жетончик телефонный вот так держит, — Елизавета Петровна сжала средний, большой и указательный пальцы, и Панкратов вдруг вспомнил своего прадеда-старовера, который дожил до ста лет и не переставал гневно называть всех прочих православных, которые крестились троеперстием, щепотниками. — Пронеслась к автомату и давай названивать. Я вон там стояла, — Елизавета Петровна показала на дверку в стене, где помещалась маленькая кладовочка со всевозможными хозяйственными атрибутами, которые так необходимы всякой санобработчице, техничке или уборщице, как бы она себя ни называла. — Названивает, значит, по автомату, думаю, наверное, мобильный телефон забыла.
– А может, у нее нет мобильного, — предположил Панкратов.
– Есть, есть! — авторитетно заверила Елизавета Петровна. — Древненький такой, «Моторола» совсем уж примитивная, из самых дешевых, — в голосе санобработчицы отчетливо прозвучала классовая снисходительность, и, словно невзначай, она вынула из кармана очень недурную и совсем недешевую «Нокию». Видимо, и впрямь Елизавета Петровна работала не корысти ради, а интереса для. — Катя эту «Моторолу» однажды в унитаз уронила. Видимо, телефон в кармане у нее лежал, ну, и выпал. Конечно, она его выловила, выскочила из туалета, рыдает, причитает: «Жалко, мне его дочка покупала. Как же я теперь буду ей звонить?!», ну и побежала на второй этаж — в салон «Евросети», там мальчики толковые сидят и очень вежливые. Потом спустилась веселая такая, значит, не успело ничего в ее «Мотороле» промокнуть или замкнуть. И я видела потом, как она с сотового разговаривала… Я еще почему запомнила, что она с автомата звонила? Буквально через пять минут смотрю, она уже в автобус свой садится, а сама по сотовому: ла-ла-ла… Ну, я поудивлялась, зачем в автомат нужно было, да и забыла, не до Кать мне тут всяких, сами понимаете, а вот видите, как понадобилось, вспомнила! — сказала она, сделав такое значительное лицо, что Панкратов не мог не поблагодарить Елизавету Петровну за очень, ну очень большую помощь следствию и очень, ну очень ценную информацию.
