Гвен дошла до утилизации помещения для свиданий и ужаснулась. В отчете предлагалось превратить эту комнату в зал для телемаркетинга. А где же женщины будут встречаться с родными? Кроме того, «ДРУ Интернэшнл» предлагала достроить тюрьму, превратив здание, имеющее форму буквы П, в букву О для того, чтобы получить дополнительные помещения. Это означало, что все камеры, выходящие во двор, станут темными. Где же будут гулять женщины? И где Веснушка будет сажать цветы?..
Наверное, она что-то пропустила в этом безумном отчете. Конечно, этих задавак из «ДРУ Интернэшнл» нельзя назвать приятными людьми, но они же не сумасшедшие! Зачем проявлять такую жестокость? Но чем больше Гвен углублялась в детали, тем больше ее пугал этот план. Они собирались принять в Дженнингс больше двухсот тридцати новых заключенных, а это значит, что в тесных, неудобных камерах Дженнингс будет размещено не по две, а по четыре женщины. Очевидно, эти люди настолько некомпетентны, что не поняли: там, где тесно даже двоим, четыре койки были установлены по ошибке.
Просто невероятно! Неужели эти шакалы из «ДРУ Интернэшнл» никогда не слышали об экспериментах с крысами? Нормальные спокойные животные, оказавшиеся в переполненных клетках, стали агрессивными и начали пожирать друг друга. Очевидно, «ДРУ Интернэшнл» смотрит на заключенных не как на людей, а как на рабочий скот. Но в таком случае как они собираются превратить этих несчастных в энергичных дилеров?
Гвен бросила ручку и начала ходить по столовой. Этот план не будет работать. Весь ее опыт говорил о том, что он обязательно провалится. И что будет тогда? Протесты? Бунт? В любом случае во всем обвинят заключенных, да и ее собственная голова окажется на плахе. И ведь когда все это взорвется, «ДРУ Интернэшнл» тут же бросит этот проект, оставив штату разгребать завалы!
Гвен очень мало знала о коммерческих предприятиях и вообще о деловом мире. Всю свою жизнь она проработала в социальной сфере. Ее отец был полицейским, а мать — учительницей. Кроме дяди, имевшего галантерейный магазинчик, который, впрочем, довольно быстро прогорел, она не могла припомнить никого из родных, кто занимался бы коммерцией.
Мир крупных корпораций и его политика были для Гвен абсолютной загадкой. Она точно знала только одно: все начальники, посещавшие ее тюрьму, держались высокомерно и предпочитали не слушать, а говорить. Конечно, она заметила, что их не интересует ее мнение. Очевидно, они считали ее адвокатом заключенных. Так что, когда эти люди из «ДРУ Интернэшнл» добьются своего — если добьются, — едва ли она надолго сохранит свою работу.
Положение было очень тяжелым. Она должна убедить Управление исправительных учреждений, что это предложение нужно — просто необходимо! — отвергнуть. Но Гвен не представляла, каким образом этого добиться. Как объяснить, что план «ДРУ Интернэшнл» не просто нереалистичен, что это не просто рецепт провала, но и гораздо, гораздо хуже?
Гвен взглянула на свою кружку с остывшим чаем и снова прочла надпись на ней: «Потому что я начальник тюрьмы, вот почему». Какая жестокая шутка! Никто в управлении не будет слушать, что говорит начальник тюрьмы, тем более если это женщина.
Но сдаваться нельзя. Она должна не только опровергнуть доводы «ДРУ Интернэшнл», но и предложить штату альтернативную долговременную стратегию по снижению расходов тюрьмы при постоянно растущем количестве заключенных.
Гвен вздохнула и взяла кружку. Разве это в человеческих силах? Она закрыла глаза, чувствуя, что больше не могла справляться с искушением. Кого она пытается обмануть? Ей ничего не удастся добиться. Они просто переступят через нее.
Гвен отставила кружку, встала и направилась к холодильнику за оливками, захватив по дороге стакан и бутылку джина.
Еще одна ночь прошла в тюрьме. Наутро Дженнифер приступила к работе в прачечной.
Никто не любит чужое грязное белье. Несомненно, это было одной из причин, по которой Дженнифер послали именно на эту работу. Прачечная представляла собой длинную комнату с низким потолком в цокольном этаже. Из-за пара и всепроникающего запаха хлорки и грязного белья она напоминала Дженнифер дешевый спортклуб, в котором она занималась, когда только начинала мечтать о другой жизни. Но пребывание здесь здоровья не прибавляло, работа была тяжелой и даже опасной. Все тюремное грязное белье — от полиэстеровых комбинезонов до трусов, носков, простыней и одеял — проходило через эту прачечную. А также тряпки для мытья посуды и испачканные кровью наволочки.
Кроме того, что нужно было стирать, в прачечную попадали предметы еще двух категорий: мусор и контрабанда. В мусоре могли оказаться испачканные прокладки, завернутые в полотенце, или расширитель, зацепившийся за больничную сорочку. В карманах одежды попадались заколки для волос, испорченные продукты и все мыслимые предметы из столовой, включая ложковилки и пакетики с кетчупом. Дженнифер выдали огромные резиновые перчатки и фартук, но этого оказалось недостаточно. Они защищали только от тараканов, которых она постоянно обнаруживала в карманах, носках или просто на дне корзин. Что же касается контрабанды…
В первый же день Дженни попался в штанине комбинезона плотный пакетик с кокаином.
— Мы тут скоро скальпель найдем, — проворчала Зуки.
Белье привозили на тележках, об которые Дженнифер почему-то постоянно спотыкалась. С неповоротливыми тележками нелегко было справляться, а копаться в вонючем белье даже в резиновых перчатках было просто невыносимо. «Когда я наконец дозвонюсь до Тома, то попрошу его прислать за мной вертолет», — решила Дженни.
Загрузив белье в огромное отверстие стиральной машины и закрыв крышку, Дженнифер отвозила тележку обратно и наблюдала за работой Зуки. Это было единственное развлечение за день. Когда Зуки поворачивала огромную блестящую металлическую рукоять, казалось, что эта малышка управляет космическим кораблем «шаттл» в Центре полетов в Хьюстоне. Она с трудом доставала до переключателей на верхней панели, но ей все-таки удавалось установить их все в нужное положение.
— Главное — синхронизировать подачу воды и включение, иначе вода польется через край. Тогда ты промокнешь еще хуже, чем в отстойнике, — объясняла Зуки, пытаясь перекричать шум вращающегося барабана.
После того как все грязное белье было рассортировано и выстирано, наступало время помогать разбирать чистое белье. Женщины складывали его на двух огромных черных столах. Никому не нравилось заниматься комбинезонами, рубашками или нижним бельем, не говоря уже о носках — это еще хуже, чем чистить столовое серебро. Зато полотенца и простыни пользовались спросом. Женщины соревновались, кто быстрее, аккуратнее сложит их и у кого стопка чистого белья окажется выше. Рекорд по простыням был поставлен пожилой женщиной по имени Рори — семьдесят пять в одной стопке. Дакоте, молоденькой негритянке, принадлежал рекорд по полотенцам: двадцать пять банных.
