И — что хуже всего — телефоны висели на такой высоте, что разговаривать сидя было невозможно, но и выпрямиться было тоже нельзя, так как при этом голова находилась как раз перед телеэкраном. Если телевизор был включен, а он практически не выключался, приходилось во время всего разговора втягивать голову в плечи или стоять, согнув колени, стараясь при этом не толкать человека, говорящего по соседнему аппарату.
Сейчас телевизор работал на полной громкости, поэтому женщинам приходилось кричать в трубку, чтобы их слышали, а заключенные, которые смотрели телевизор, постоянно орали им: «Заткнись!» или «Убери свою сраную голову с экрана!» Словом, здесь царил первобытный хаос и первобытные нравы.
Но сейчас Дженни ни на что не обратила внимания, заворожено глядя на заветную трубку в руке агрессивной костлявой женщины как на свою последнюю надежду. Это была единственная ниточка, которая могла связать ее с миром живых.
Наконец Дженни набрала номер Тома, и на звонок ответила Памела, его секретарша. Что, если она не согласится принять расходы на свой счет? Дженнифер затаила дыхание. Когда Памела согласилась ответить, на глазах девушки выступили слезы.
— Пэм? — сказала она. — Это Дженнифер. Мне нужно срочно поговорить с Томом.
— Дженнифер! — весело ответила Памела, словно ничего не произошло. — Ты звонишь из…
— Да, да. Мне нужно срочно поговорить с Томом, — повторила девушка.
— Ну, конечно. Только он сейчас на совещании.
— Позови его! Срочно позови его! — попросила Дженнифер.
Она снова ждала, затаив дыхание. Тридцать секунд молчания показались ей длиннее всей предыдущей жизни. Услышав голос Тома, девушка почувствовала, что у нее разрывается сердце.
— Джен! Джен, это ты? Я так волновался…
— О, Том! — закричала она, не обращая внимания на женщин, стоявших за ней в очереди к телефону. — Том, забери меня отсюда! Это невыносимо! Это даже представить себе нельзя…
— А что произошло? — спросил Том.
Дженнифер поняла, какая глубокая пропасть пролегла между ними. Она не сможет найти слова, чтобы рассказать обо всем Тому. Это невозможно понять, если сам не пережил.
— Да в том-то все и дело, что ничего не произошло! — воскликнула она. — Ты же должен был вытащить меня отсюда!
— Конечно, — ответил Том. — Господи, я так беспокоился о тебе! Я не мог с тобой связаться и ждал, что ты сразу же мне позвонишь. Почему ты не звонила?
— Почему я не звонила? — Как она могла ему объяснить, в каком аду оказалась? — Я пыталась, но здесь это… не так просто.
Не так просто! Ей показалось, что она говорит с инопланетянином. Дженни сама никогда бы не поверила в то, что пережила, если бы ей не пришлось пройти через это самой.
— Том, что у вас происходит? Когда я выйду отсюда? Она не могла тратить свои драгоценные десять минут на другие темы.
— Скоро, очень скоро.
Само звучание его голоса помогло ей успокоиться. Дженни глубоко вздохнула в первый раз с тех пор, как попала в Дженнингс.
— Завтра? — с надеждой спросила она, не представляя, как сможет пережить еще один день в прачечной и еще один обед в столовой.
— Завтра? — повторил Том. — Нет, завтра никак не получится.
Дженнифер испугалась.
— Но это должно быть завтра! — закричала она. — Завтра!
— Заткнись, идиотка! — бросила ей женщина, разговаривавшая по соседнему телефону.
Дженни понизила голос и пригнулась еще больше, чтобы не закрывать экран телевизора.
— Ты не знаешь, как здесь ужасно! Ты даже себе представить этого не можешь.
— Я понимаю, что это не так легко, но…
— Ты ничего не понимаешь! — не выдержала Дженнифер. — Здесь не загородный клуб. И никакого особого отношения ко мне!
— Откуда ты звонишь? — спросил Том. — Я тебя почти не слышу.
Как описать этот бедлам?
— Неважно, — ответила Дженни. — Лучше расскажи, что происходит? Как скоро я смогу выйти отсюда?
— Понимаешь, — начал успокаивать ее Том, — мы не сможем устроить это завтра. Но я обещаю тебе, что как только…
Дженнифер посмотрела вокруг. Женщины играли в карты, складывали паззлы; одна заключенная, явно психически больная, как всегда, громко что-то проповедовала. Страх перемешивался здесь со скукой и злобой.
— Не завтра? — переспросила она. — Я не понимаю. Ты же сказал, что это всего на день или на два. Помнишь? Ты обещал, что это будет загородный клуб. И что ты сразу же вытащишь меня отсюда. Добьешься отправки под домашний арест или смягчения наказания…
— Послушай, Джен, я согласен, что все получается не так быстро, как мы хотели бы, — спокойно ответил Том. — Но ты должна довериться мне и потерпеть. Мы не можем идти напролом, сейчас не время обращаться в суд.
Обращаться в суд? Зачем? Ведь они не собирались обращаться в суд.
— А что насчет губернатора? — спросила Дженнифер.
— Видишь ли, финансовые махинации сейчас имеют слишком большой политический резонанс. А твое дело широко освещалось в средствах массовой информации.
Том замолчал, и Дженни показалось, что их разъединили.
— Понимаешь, — продолжил он, — журналисты продолжают внимательно следить за нами, и, если я проявлю активность, они снова на нас набросятся. А на таком фоне ни один судья не станет рисковать своим креслом. Мы должны правильно выбрать момент, иначе вместо того, чтобы улучшить положение, мы его только ухудшим.
— Мы? — с горечью переспросила Дженнифер. — Кого ты имеешь в виду, когда говоришь «мы»? Это я оказалась в тюрьме, Том! Я сплю в одной камере с преступницей, я ношу тюремную робу и ем дерьмо, которое здесь называют пищей…
Ей вдруг стало так горько, страшно и одиноко, что она не выдержала и расплакалась. Дженни понимала, что не может так бездарно тратить драгоценное время разговора и не должна показывать свою слабость другим заключенным, но ничего не могла с собой поделать.
— Джен, я понимаю, что тебе трудно, — успокаивал ее Том. — Возьми себя в руки, потерпи. Я очень хочу, чтобы ты вышла как можно скорее. Ты должна мне верить: мы делаем абсолютно все возможное, чтобы тебя вытащить. Но нам потребуется время, Дженнифер.
Время! Ей и так уже казалось, что она всю жизнь провела в этом ужасном месте среди несчастных и опасных женщин.
— Когда же это будет? — с трудом прошептала она.
— Недели через две, — ответил Том. — Самое большее, через три. А пока мы пытаемся добиться, чтобы тебя перевели оттуда в место получше или обеспечили особое отношение.
У Дженни перехватило горло. Две недели! Еще четырнадцать дней в этом аду! А может быть, и больше… Но это невыносимо! Немыслимо!
— Детка, ты меня слышишь?
— Не думаю, что я выдержу…
