Я пожала плечами:
— Их могли конфисковать при выселении. Или ей хватило мозгов перетащить все в какое-нибудь хранилище. Или она вообще все продала, решив вернуться к матери. А что? Думаешь, список может быть среди вещей?
Элли ненадолго задумалась:
— Нет. Думаю, она привезла бы его с собой как напоминание о свершенных подвигах. Маленький способ потешить свое эго.
— Учитывая все, что ты мне о ней рассказывала, вполне вероятно. Но Картер наверняка весь ее скарб забрал в качестве улик. Если Пэнси привезла список, то сейчас он заперт вместе с остальными материалами по делу.
Я не стала упоминать, что завтра ночью собираюсь вскрыть офис шерифа и прошерстить эти самые материалы. Но теперь хотя бы знала, что стоит поискать список среди личных вещей жертвы, добытых Картером.
— Нет-нет! — Элли вскочила и, сияя широченной улыбкой, схватила меня за плечи. — Селия вечно сует нос в чужие дела, так что Пэнси спрятала бы список, и я точно знаю, где!
Пульс ускорился, а в груди зародилась робкая надежда.
— Где?
— В гардеробной, под расшатанной половицей. Там она хранила свой дневник и блокнот с секс-рейтингом.
— О… — Надежда угасла. — Дом под охраной полиции штата, пока Селия в отъезде. Но даже будь она здесь, вряд ли бы пустила меня, особенно в спальню Пэнси. Сомневаюсь, что и Герти с Идой Белль удастся продвинуться дальше порога — они ведь связаны со мной.
— Точно, — согласилась Элли. — Но меня она пустит. Я родственница.
— Родственница, к которой она не испытывает особой симпатии или доверия, — напомнила я.
— Да, но Селия никогда не пойдет против южного воспитания. Когда приходит смерть, семья обязана поддержать и помочь. Она меня не выставит, ведь мною движут хорошие манеры и родственные узы. Как только Селия вернется в Греховодье, я нанесу ей визит и предложу помочь по дому, приготовить еду… может, даже подобрать Пэнси платье для похорон. Она не сможет отказать, как бы ни была недовольна.
Надежда дала свежие ростки, и я улыбнулась Элли. Если Пэнси вела список, если она привезла его с собой и если Элли удастся его найти — у нас появятся подозреваемые.
Слишком много «если», но уже хоть что-то.
* * *
Несмотря на бессонную ночь, я была слишком напряжена, чтобы дрыхнуть допоздна. Соскочила в шесть утра, готовая сразиться с Греховодьем… пока не вспомнила, что сегодня воскресенье. Значит, впереди длинная и нудная проповедь. И придется надеть платье. В принципе, к платьям я уже почти привыкла, но не очень-то этому радовалась. А вчера нашла в интернете новую линию военных ботинок и чуть не залила экран слюнями.
Ну и раз уж проснулась в такую рань — плюс за последнюю неделю стрескала чересчур много сладостей, — я решила отправиться на утреннюю пробежку. Тренировка служила двойной цели: остановить ожирение и составить мысленную карту местности. Я уже посмотрела ту, что предлагал Гугл, но решила подтвердить ее визуально.
Бегала я где-то час — то есть, навернула кругов десять по окрестности. Впрочем, признаю, после шестого потеряла счет. По словам Герти, многие селились вдали от основного скопления домов, близ проселочных дорог, по которым почти никто не ездит, но все ключевые фигуры в моей жизни обосновались в одном районе, что простирался на север от центра.
Набегавшись, я сделала кое-какие заметки о планировке, уличных условиях, живых изгородях и прочих полезных укрытиях, а также о домах с собаками — по крайней мере о тех, откуда доносился беспрестанный лай. На улицу Селии сворачивать поостереглась (зачем давать кому-то лишний козырь?), но с параллельной все отлично просматривалось.
Все записав и спрятав, я загрузила стирку, приготовила и съела завтрак и в восемь утра, к моменту прибытия Герти, уже была при макияже и в платье.
Герти даже постучать не успела и, когда я распахнула дверь, подпрыгнула от неожиданности.
— Ты встала… и оделась.
— Я уже несколько часов на ногах. И я помню, что, пока живу здесь, походы в церковь вроде как обязательны… а сегодня и подавно.
Она кивнула:
— Вчера вечером вернулась Селия. Похороны только на следующей неделе, но сегодня, наверное, будут ставить свечи за Пэнси.
— Значит… кроссовки не брать?
В свой второй день в Греховодье я узнала, что группа, чей представитель первым добежит до кафе Франсин после службы, получает весь ограниченный запас бананового пудинга, который подается только по воскресеньям. Меня уболтали натянуть кроссовки во время последней молитвы и устроить спринт вниз по главной улице, чтобы Общество греховодных дам могло занять лучшие места и насладиться десертом. У Селии, представлявшей интересы ЖБ, против меня не было шансов — даже с новыми «найками».
— Полагаю, это было бы неприлично, — наконец сказала Герти с таким разочарованием в голосе, что я едва не рассмеялась.
— Не волнуйтесь. — Я похлопала ее по спине. — Летом много воскресений, и вряд ли Франсин вдруг перестанет готовить банановый пудинг. Если я сегодня побегу, город накроет войной похлеще Вьетнама.
— Ты права. Думаю, сегодня мы должна позволить Селии первой войти в кафе.
— Ага, и выяснить, кто убил ее дочь.
— Хотелось бы. — Герти помолчала. — Готова? Мне нужно переговорить с Идой Белль, прежде чем хор начнет завывать.
— Готова. Насколько это возможно.
Я ожидала, что в церкви сегодня будет мрачно, и не ошиблась. Конечно, между греховодными баптистами и католиками уже давно царил мини-холивар, но убийство, как правило, отодвигает такие мелочи на задний план. Проповедник начал с библейских пассажей, затем перешел к обязанностям добропорядочных христиан.
Я немного послушала, но вскоре погрузилась в мысли о нашем расследовании, пока Герти тычком локтя не велела мне встать для последней молитвы.
Несмотря на то, что в бананопудинговой войне временно наступил режим тишины, мы с Герти все же заняли заднюю скамью, а потому оказались на улице первыми. Католики еще не появились. Мы перешли дорогу и замерли перед католической церковью, где вскоре к нам присоединились остальные греховодные дамы — как только развесили свою форму хористок.
Так мы и стояли вдоль тротуара и молча ждали.
Через какое-то время раздался колокольный звон, и двери церкви распахнулись. Первой наружу шагнула Селия в беспросветно черном наряде. Она опиралась на руку незнакомой мне женщины.
«За пятьдесят, сорок процентов жира. Так похожа на Селию, что наверняка родственница».
