- Давай отпустим женщину, - вздохнул Завьялов.
- Можете быть свободны, Татьяна... - Герман заглянул в протокол, - Алексеевна.
Санитарка вскочила и чуть ли не бегом - к дверям.
- Да, тем двум скажите, пусть пока не заходят, - крикнул ей вслед Герман. И резко развернулся к Александру: - Что тебя не устраивает?
- Ты на нее давил.
- Разве? - прищурился Горанин. - А по-моему, она сама все сказала. И на суде подтвердит.
- Ого! Ты уже решил, что будет суд!
- Ну не отдать же тебе его на растерзание. Здесь, Зява, все прозрачно. Убийство из ревности. У нас в городе по-другому и быть не может.
- А машина? А костюм?
- Какой костюм?
- С манекена, — Завьялов повел плечом. Почему при воспоминании о костюме ему так не по себе?
- Брось, - отмахнулся Герман. - Чепуха все это. Простое хулиганство. Сейчас заглянем к старшей сестре, заполним протокол, а потом пойдем ко мне. Рабочий день почти закончен, я специально так подгадал: чтобы из больницы - сразу домой. До черта надоела эта работа! Кстати, Валюша не звонила?
- Нет, - Александр покачал головой.
- Ну так позвонит. На днях, - уверенно сказал Герман. - Тебя чем-то надо занять.
- Да я уж и так представляюсь везде страховым агентом. Просто так люди-то не больно откровенничают. И косятся.
- Ха-ха! Молодец!
Горанин поднялся, хлопнул его по плечу. Настроение у Германа было превосходное! Громко крикнул:
- Эй, двое в коридоре! Заходите!
В столовую робко протиснулись повариха и посудомойка.
- Можно, Герман Георгиевич?
- Нужно! Пищеблок надо содержать в порядке, гражданки. Чтобы все было чисто, а больные довольны и сыты. Жалобы прокуратуре есть?
- Что вы, Герман Георгиевич! - разом откликнулись обе.
- Смотрите, чтобы и на вас жалоб не было.
- Мы стараемся!
Герман был похож сейчас на помещика, который общается со своими крепостными. Но ему это шло, да и они не возражали. Барин был красивый и в превосходном настроении. Женщины смотрели на него, как на бога, и улыбались.
- Ну пойдем, Саша, - сказал Герман. - Чайку попьем в кабинете у Елены Ивановны.
- Зачем ты с ними так, Герман? - уже в коридоре упрекнул Завьялов. - Люди, все-таки.
- Как? - прищурился Горанин.
- Ну, вроде как запугиваешь.
- На то она и власть, чтоб ее бояться, - авторитетно сказал Герман. — Это называется не запугивание, а профилактика преступлений. Чтоб продукты у больных не таскали. Знаю я их. И хотя я мелкие хищения не расследую, но сам знаешь, как оно бывает. Маленькое преступление зачастую тянет за собой большое. Пойдем к Елене Ивановне. Чаю хочу. С конфетами. - И Герман сладко причмокнул яркими губами.
Старшая им не просто обрадовалась. Вспыхнула вся, словно внутри нее зажглась электрическая лампочка.
- С конфетками, Герман Георгиевич? - Она полезла в шкафчик. - Может, варенья вишневого принести?
- Можно и вишневого, — кивнул Герман. — Но сначала выдайте нам личное дело санитарки Татьяны э-э-э... как бишь ее? Протокол надо заполнить.
Елена Ивановна открыла дверцу сейфа:
- Сейчас-сейчас. Вот оно. А может, чего покрепче? И с собой спиртику?
- Взятка при исполнении, - широко улыбнулся Герман. И кивнул: - Давайте.
- Герман, что ты делаешь? - возмущенно сказал Завьялов, когда старшая сестра вышла. - Какой еще спирт?
-Чистый, медицинский. Лучше водки. Да чего ты так уставился? В профилактических целях. Уколы мне прописали.
Горанин расхохотался. Потом пододвинул к себе личное дело санитарки, принялся заполнять протокол. Александр сидел и, не мигая, смотрел на галстук Германа. Заболела голова. Если бы Горанин был в том самом костюме... Костюм... Кабинет; где убили Машу... Почему-то на рисунке, то ли приснившемся, то ли на самом деле существующем, был костюм Германа. Весь в крови. Бред. Галлюцинация. Невольно скрипнул зубами.
- Зява, ты чего? - оторвался от протокола Герман.
- Ничего.
- Плохо выглядишь, - посочувствовал Горанин.
- А где тот костюм?
- Какой?
- С манекена. То есть тот, похожий, который купил ты.
-Дома у меня,, где ж еще?
- Хотелось бы на него взглянуть.
- Зява, ты что?! Да кто ты такой, чтобы меня... В кабинет вошла старшая с чайником в руке, и Герман осекся. Елена Ивановна принялась летать по кабинету. На столе появились чашки, рюмки, шоколадные конфеты. Потом бутылка. Покосившись на Завьялова, Герман тяжело вздохнул:
- Увы, Елена Ивановна, только чай. Рабочий день еще не закончен. У меня тоже есть начальство.
- Понимаю. - Старшая сестра принялась разливать чай.
Разговор за чаем был, что называется, ни о чем. Горанин сознательно избегал запретной темы — убийства Маши, старшая сестра слушала анекдоты и заливисто смеялась. Час пролетел незаметно. Посмотрев на часы, Герман протянул: «Э-э-э, пора и домой...» Елена Ивановна все-таки всучила ему бутылку спирта. Герман сунул ее в карман куртки и подмигнул заговорщицки:
- Если что, мы работали.
- А как же иначе? - удивилась старшая сестра.
Для нее чаи в рабочее время были, как само собой разумеющееся. За такую зарплату еще и крутиться, точно белка в колесе!
Проводив их до выхода Елена Ивановна, постояла на больничном крыльце, проводила взглядом. Была в одном халате, но холода словно бы и не чувствовала. Герман первым сел в машину, потом открыл правую переднюю дверцу: —' Садись давай.
Завьялов подумал, что надо бы взглянуть на плакат. Тот, что висит в столовой у Германа. Если на обратной стороне - ничего, значит, на нет и суда нет. Это был только сон. И поэтому в машину Горанина все-таки сел. Хотя и не хотелось.
- Ты чего, Сашка? - спросил Герман включая зажигание. Машина сразу откликнулась, тоже ведь женщина. Мотор заурчал почти неслышно, ласково. — Лицо у тебя какое-то странное.
- Да так.
- Обиделся, что ли?
- Не за себя.
- Э, брось! Любить людей - труд неблагодарный. Мало того, на шею тебе сесть норовят, если чувствуют слабинку. Так уж их Бог устроил.
- А ты веришь в Бога?
Герман выруливал на дорогу, ведущую в Долину Бедных. После долгой паузы вздохнул:
- У меня, Зява, свой Бог. И свои с ним счеты.
- Вот как? А разве можно считаться со Всевышним? По-моему, это не только безнравственно, но и бесполезно.
- Ты про костюм-то зачем спросил? - напомнил вдруг Герман. - В чистке он.
- И давно?
- С неделю.
Они уже подъезжали к коттеджу. Александр заметил, что калитка приоткрыта и с удивлением посмотрел на Германа - кто?