Я достала ветку роз из букета в моей корзине и положила ее на могилу тети Бетси, затем повернулась, чтобы отнести остальное дедушке.
К нему тоже приходили. В вазе вблизи могильного камня стояли розы, в основном его любимые серебристо-розовые «олд блаш».
— Кто же мог это сделать? — вопросила я. — Мисс Милдред?
— Может статься, — ответил Дэйви. Он вернулся с ведром воды, и теперь мы вместе ломали головы над этой загадкой. Ни записки, ни бумажки не обнаружилось. — Но раньше я не видел здесь цветов. Мы можем ее спросить, но думаю, цветы ее.
Снова «мы», на свой лад столь же успокаивающее как «мы» мистера Блэйни. Я улыбнулась Дэйви и встала на колени, чтобы заменить увядшие розы свежими, принесенными мной:
— Тогда кто?
— Бог знает, но понимаешь, что это означает? Взгляни на цветы: садовые все еще живы, а полевые — васильки и прочие — уже завяли. Как и следует, если они стоят здесь с воскресенья.
Я села на корточки, глядя на него снизу вверх:
— Ты в самом деле так думаешь? Что это призраки мисс Линси?
— Полагаю, что так. Кто еще? Все сходится. Кто-то принес цветы. Кто-то был здесь. Это, конечно, могли оказаться знакомые твоей тети из Шотландии, которые гостят по соседству, и когда они сюда приходили, Линси-джинси их увидела.
— Но Дэйви, они же исчезли. Мисс Линси сказала, что они пропали.
Он указал на дверь, в которую мы вошли:
— Она должна была пройти через главный вход. Если эти ее призраки явились сюда нашим путем и оставили дверь открытой, то два шага к дороге — и они пропали. В воскресенье вечером было довольно темно.
— Н-да… Да, ты, наверное, прав. Но кто же? И если это друзья семьи, бабушкиной семьи, то почему они не явились в деревню хотя бы повидаться с твоей матерью? Или в Розовый коттедж… — тут я остановилась.
— Да, — сказал Дэйви, — Очень на то похоже, не так ли? Они в самом деле заходили в Розовый коттедж. Может, они и к маме заходили, но в прошлое воскресенье у нас никого дома не было. Давай не будем об этом беспокоиться. Если они приходили сюда положить цветы, значит точно не хотят ничего плохого тебе и твоим близким, это наверняка. А если ты думаешь о том, о чем, как мне кажется, ты думаешь, то выбрось это из головы.
— Я… Я просто не знаю, что и думать.
— Вот и не думай. Ты закончила с цветами?
— Да. — Я поднялась, глядя, как он, наклонив ведро, наливает в вазы воду. — Послушай, а почему бы нам не зайти в Ведьмин Угол и не спросить про цветы саму мисс Милдред? Тогда бы все стало на места, по крайней мере.
— Не поможет. Ее нет дома: она уехала утром в Сандерлэнд, и я думаю, что они обе пойдут в кино и вернутся поздно. Хм-м, я мог бы и не ходить за водой: они полнехоньки. Подожди чуток, пока я полью остальное. Анютиным глазкам вода пойдет на пользу, да и розовому кусту у стены тоже. Ага, все. Вот что я скажу: пойдем-ка к нам домой, мать накормит нас обедом и, может, скажет нам что полезное.
Но миссис Паскоу не предоставилось случая оказаться нам полезной в этом смысле, потому что, словно по молчаливому согласию, ни я, ни Дэйви не упоминали про мисс Линси или загадку кладбища. Мы просто сказали ей, что встретились в Цыганской Лощине и что Дэйви вернулся со мной, чтобы отнести цветы на могилы, а потом привел меня обедать.
— Все в порядке? — спросила я. Неожиданное появление гостя могло создать проблемы с пайком.
— Господь благослови тебя, деточка, конечно. Всего в достатке, так что не бойся. Дэйви, дай гостье нож и вилку и поди кликни отца.
Она отклонила мое предложение помочь, велела мне немедленно садиться и поставил на стол большой пирог с цыпленком:
— Ну как, старый Том наводит на могилах порядок?
— Мистер Корнер говорил, что он все еще церковный сторож, но в это с трудом верится! Неужели он до сих пор все делает сам? Я еще когда думала, что ему лет сто, а с тех пор немало воды утекло.
— Восемьдесят два, и даже не заговаривает про отставку. Но с рытьем могил ему уже надо помогать.
— Что ж, там везде порядок, могилы выглядят прекрасно.
Поколебавшись, я спросила миссис Паскоу, не знает ли она про привычку мисс Милдред приносить на кладбище цветы. Та ничего об этом не слышала. Но, сказала она фыркнув, ей известно, что цветам мисс Милдред теперь не очень-то рады в церкви, поскольку, жена викария возомнила про свои цветы Бог весть что и смотрит на чужие, задрав нос.
— Из Холла теперь цветов тоже не носят… Садись, Джим, — сказала она, когда появились мистер Паскоу и Дэйви, — обед вас ждет.
Она поставила ему тарелку и зачерпнула картошки:
— Ты руки помыл, Дэйви?
— Да, мам, — ответил тот и подмигнул мне, занимая свое место.
Мистер Паскоу приветствовал меня, садясь за стол. Это был спокойный человек с мягкими манерами, известный на многие мили вокруг как отличный мастер. Выглядел он как постаревший Дэйви: на дюйм или около того, вероятно, пониже, более плотного сложения и с выдававшими возраст седеющими волосами, но те же серые глаза и неуловимая уверенность в себе, присущая человеку, знающему свои пределы, но также сознающему, в чем он хорош, и потому ожидающему — и принимающему — то уважение, которое ему подобает. Это чувство собственного достоинства проистекало, как мне подумалось, от одного из его занятий: он, конечно же, был местным гробовщиком.
— Дэйви говорит, вы ходили взглянуть на могилы? С ними все в порядке, старый Том полет траву каждую пятницу, дождь или ясно. Кстати, Кэйти, я был у Касло, они приедут за тобой самое позднее в понедельник, но, если повезет, то и в субботу, так что лучше будь готова. Дэйви может на время оторваться от своей работы, чтобы тебе помочь.
— Огромное вам спасибо.
— Всегда пожалуйста, ты ведь знаешь. Положи-ка девочке еще картошки, мать. Она же у себя в коттедже сидит на голодном пайке.
— Да нет, что вы, у меня всего достаточно. Пирог великолепный, тетя Энни.
Миссис Паскоу с довольным видом поджала губы:
— Ну и ешь на здоровье, — сказала она и, сев, начала расспрашивать меня о Брэндонах, новом бабушкином доме, в то время как Дэйви и его отец были поглощены едой, изредка перебрасываясь короткими репликами насчет работы, которую делали в Холле.
Я помогла убрать со стола тарелки, и пока миссис Паскоу подавала пудинг, от души политый сиропом, я спросила ее:
— А что, Холл сильно пострадал во время войны? Бабушка сказала, что там страшный беспорядок, хотя, я полагаю, этих мальчиков винить нельзя. Летчиков, я хочу сказать.
Она бросила на меня быстрый взгляд искоса:
— Никто их, бедных ребятишек, и не винит. Мы все знаем, что они для нас сделали, но, если угодно, это правда.
