— Я устал тебе повторять, — сказал он медленно. — Если ты хочешь спасти своего отца, ты должна переправить его бумаги на запад. Заодно это будет страховка, если хочешь. С такими бумагами его примут везде. Если ты боишься, я готов уважать это чувство, но помочь уже не смогу. Может, твой бывший муж придумает лучшую схему. Поговори с ним. Почему бы нет?
Это прозвучало как приговор. Тот самый, который окончательный и обжалованию не подлежит.
Он и сам порадовался тому, как трагично это прозвучало.
И в тот же момент он почувствовал, что она приняла решение. Она вся собралась под белой курточкой, вытянулась, как на смертном одре, — и решилась.
— Ты прав. — Она вскинула голову и бесстрашно посмотрела ему в лицо. — Ты прав. Я сделаю все. В конце концов, это мой долг. Говори, что нужно делать, и давай бумаги.
Он выиграл. Рубикон перейден, и мосты сожжены.
Впрочем, он всегда путал Рубикон с Карфагеном.
* * *
Наталья Завьялова торопливо причесала перед зеркалом кудри, будь они неладны, посмотрела так и эдак и вздохнула протяжно. Водолазочка была узковата, подсела после стирки, и бюст выпирал над лифчиком двумя «плюшками».
Ужасно. Но ничего. В аптеке она наденет халат, и будет не так заметно.
Все же она попыталась законопатить «плюшки» краем лифчика, но безрезультатно, и посмотрелась в зеркало еще раз. Ничего хорошего, только щеки покраснели, отчего физиономия стала казаться еще полнее.
Ну почему, почему она не так хороша и стройна, как Анфиса?! Почему одним все, а другим ничего?
— Почему-у одним все-о-о, — пропела она на мотив «Я люблю тебя, жизнь!», — а другим ничего и не надо?! Витя, вставай! Вставай, я уезжаю!
Из комнаты донеслось сонное мычание, которое означало, что сердечный друг Виктор повернулся на другой бок, что стоило ему массы усилий, и заснул еще крепче.
— Витюша! Вставай, Витюша, солнышко!
За окном лил дождь, и от этого дождя, холода, весенней маеты и серости спать хотелось ужасно. Зарыться бы в нору, навалить на себя одеяло потеплее, сунуть нос в любимую подмышку и спать, спать…
Наталья зевнула тихонько, одернула водолазочку, посмотрела на себя сбоку — изо всех сил втягивая живот, так что дышать не было никакой возможности.
Все равно ничего хорошего. Ничего, ничего…
Глаза, что ли, накрасить?
Альтернатива была не слишком радостной. Или она красит глаза и опаздывает на маршрутку, которая идет в семь тридцать, и едет на следующей, которая, как пить дать, будет переполнена. Или она не красит глаза и остается… несовершенством во всех отношениях.
Красить или не красить, вот в чем вопрос!
— Витя-я-я! Вставай!
— М-м-м?..
— Витя, я ухожу, завтрак остынет! Вставай!
— М-м-м?..
Наталья перестала втягивать живот, потому что очень хотелось дышать, кинула в раковину щетку и бросилась в комнату.
— Солнышко мое, вставай! — пропела она и чмокнула Виктора в лысеющую макушку. — Ласковый и такой красивый, может быть, это любовь, я не знаю, но очень похоже на рай. Лай-ла-лай — ла-лай!
Какая любовь? Никакая это не любовь, и на рай не похоже, и красоты тоже нету!
— Опять вставать, — проныл из подушки Виктор, — а может, я сегодня на работу не пойду, а? Может, я заболею?
Эта мысль так его воодушевила, что он приподнялся и посмотрел на Наталью.
— Слушай, имеет право человек заболеть?
— Не знаю, — сказала Наталья, вытаскивая из гардероба курточку. — Наверное, имеет. А что? Ты плохо себя чувствуешь?
— А ты хорошо? — язвительно поинтересовался Виктор.
— Нормально.
Красить глаза или не красить? Стоит красота места в маршрутке или не стоит?..
— Тебе всегда хорошо, — обессиленно пробормотал Виктор и снова упал, — а вот мне плохо. Вызову-ка я врача, а? Весна, а у меня, может, грипп?
— У тебя грипп?!
Глаза не накрашены, так хоть куртку весеннюю надеть!.. Для разнообразия и улучшения жизни!
— У меня все болит, — пожаловался он, — все кости ноют! Если ты просыпаешься утром, а у тебя ничего не болит, значит, ты умер! — продекламировал он.
— Это кто тебе сказал? Евгений Петросян в «Смехопанораме»?
— При чем здесь панорама?! Я не хочу вставать! Я устал, как сапожник! Я вымотался! Может человек устать, в конце концов?!
Наталья промолчала. «Молния» на куртке не застегивалась.
— Ну что ты молчишь?! Ну что ты молчишь, а?
— У меня «молнию» заело!
— И черт с ней!
Наталья сопела, тянула «молнию». Как же «черт с ней», когда ее заело, и глаза не накрашены!
— Завтрак на столе, — пропыхтела она, — только уже все остыло, наверное!
— А где у нас градусник?
— На кухне, в аптечке.
— Принеси мне.
— Вить, возьми сам, а?
— Я не найду!
— А я опаздываю!
— Да ладно, подумаешь, стратегический объект — аптека! Ну, опоздаешь на десять минут, и что?
«Молния» не застегивалась. Наталья стянула куртку, кое-как пристроила ее в гардероб и выхватила зимнее пальто. Она в этом пальто под дождем с ума сойдет, как монгол в войлочном халате! Сначала под дождем, а потом в метро!
Громко и отчаянно топая, она ввалилась в кухню, пошуровала в обувной коробке, где держала лекарства, нащупала шершавую картонную трубочку с градусником и вбежала в комнату.
— На.
— Ну слава богу. Сподобилась.
— Вить, я сегодня допоздна. Ты меня встретишь?
— А если у меня температура?
— Нет у тебя температуры!
— Есть!
— Нет!
— Я заболел, — объявил он, выпростал градусник и сунул в заросшую подмышку. — Где телефон поликлиники?
— В книжке.
— А где книжка? ' — Под телефоном.
— Принеси мне трубку и книжку.
— Витя, я не могу, опаздываю!..
— Невелика беда!
— Витя, я не могу!..
Наталья схватила пакет с нарисованной голубой розой, в котором был ее завтрак и новая книжка Дарьи Донцовой, единственная сегодняшняя отрада!..
Ничего, ничего, она успеет, влезет в маршрутку, протиснется к окошечку, откроет Донцову и обо всем позабудет. Даже о том, что у нее не накрашены глаза.
Только вчера по телевизору умные и красивые мужчины в пиджаках и стильные и длинноволосые женщины в шалях рассуждали о том, что детективы читать глупо. Что они дурно влияют и вообще заполонили. Что недавно кому-то не тому дали премию, а тому, кому надо, не дали. Что кругом засилье рекламы и плохого языка. Наталья слушала, позевывая, ждала кино, которое обещали после дискуссии, и радовалась, что на завтра у нее припасена Донцова.
Она уже обувалась, когда из комнаты показался Виктор. Волосы у него стояли дыбом, мятые трусы присползли, а в подмышке торчал градусник.
— Ты это… — сказал он и зевнул, — ты привези мне чего-нибудь. Витаминчиков там… Колбаски…
