Мать Джессы не проявила особого энтузиазма.
– Право, не знаю…
– Всего несколько шагов, мама, – уговаривала Джесса. – Для начала. Потом вернешься домой и будешь оставаться там неделю, если захочешь.
Наоми наконец уступила, позволив Лэрри увести ее из комнаты. Мауи наблюдал за ними, потом посмотрел на Джессу.
– Иди, – сказала она ему. – Ее отвлечет, если она будет наблюдать за тобой.
Пес затрусил следом за ними, как будто понял каждое слово. И Джесса не была уверена, что это не так.
– Кто за кем будет наблюдать?
Джесса посмотрела на Сент-Джона, но, как обычно, ничего не смогла прочесть на его лице. Впрочем, его взгляд был настороженным.
– Не думаю, что это имеет значение, – ответила она.
Остаток утра они провели, подробно исследуя компьютерную программу, иногда прерываемые покупателями.
– Нужна помощь, – сказал Сент-Джон, помогая ей грузить несколько мешков с садовой землей в кузов пикапа.
– Грег Уокер приходит во второй половине дня, после школы. Он хороший работник.
– Больше.
– Я сама люблю работать. – Хотя Джесса| должна была признаться, что двенадцатичасовые трудовые дни, а частенько и ночи, проводимые за бумажной работой, начинали ее утомлять. Впрочем, установленная Сент-Джоном компьютерная система могла многое изменить, и она не знала, как благодарить его за это. Отвлечение.
– От проблем?
Он умолк, и Джесса не знала, что его остановило – ее тон или имитация его краткой речи. Но прежде чем кто-то из них успел заговорить из магазина окликнул очередной покупатель.
– Я закончу, – сказал Сент-Джон. Поколебавшись, Джесса кивнула – оставалось только два мешка.
– Мы все погрузили, мистер Карденас, сообщила она владельцу пикапа – пожилому джентльмену с торчащими из заднего кармана садовыми перчатками. – Мэтт будет дома, чтобы помочь вам разгрузиться?
– Я его подожду, – усмехнулся Карденас. – Глупо гнуть спину пока мой внук играет в футбол.
Джесса засмеялась.
– Передайте ему привет и пожелания удачи – сказала она и вернулась в магазин.
Там она застала Кэтрин Паркер, учительницу начальной школы Норт-Сайда, у прилавка с банками дорогого кошачьего корма, которым Джесса всегда запасалась для нее. Мисс Паркер была единственной, кто покупала его, но в довольно большом количестве и каждую неделю – Джесса не знала, сколько у нее кошек.
– Теперь они выпускают новое кошачье угощение, – сказала Джесса, выписывая счет.
– Правда? Моим пушистым деткам это поправится. Не могли бы вы заказать несколько штук?
– Конечно, – ответила Джесса, улыбаясь про себя тому, что теперь в состоянии сделать это с помощью новой компьютерной программы.
– У меня было хлопотное утро из-за Тайлера Олдена.
Джесса навострила уши.
– А что с ним такое?
– Вы не слышали? Бедный мальчик пришел сегодня в школу со сломанной рукой. Упал со старого клена у них во дворе. Должно быть, приземлился лицом вниз – школьная медсестра говорит, что у него будет синяк под глазом.
«Неосторожный ребенок, этот Эдам Олден. Вечно падает и что-нибудь травмирует».
«Опять синяк под глазом? Мальчишка постоянно дерется».
«Снова ушибся? Интересно, на что он налетел на этот раз?»
Слова из давнего прошлого звенели у нее в ушах, и, как тогда, ей хотелось закричать: «Неужели вы не понимаете? Он не неосторожный и не дерется!»
– Джесса! С вами все в порядке?
– Да, – машинально отозвалась она. – Вы просто напомнили мне о том, что я должна сделать.
Женщина ушла, обещав зайти за кошачьим угощением, как только оно прибудет. Какой-то момент Джесса стояла, глядя в никуда.
– Джесс?
Она даже не вздрогнула, услышав негромкий голос позади нее. Не прореагировала на свое сокращенное имя, которое выдавало его, хотя он, замечающий все, очевидно, этого не сознавал Ее слишком одолевала старая мучительная боль Но теперь Джесса не ребенок, которого можно убедить молчать, который знал, что нужно делать, но не знал как, не причинив еще более страшной боли своему другу.
Джесса повернулась к Сент-Джону:
– Тайлер Олден пришел сегодня в школу со сломанной рукой и подбитым глазом. Он сказал, что упал со старого клена.
Она знала, что это подействует на него, так как хорошо помнила, как он однажды использовал ту же выдумку. Сент-Джон застыл как вкопанный.
– Сегодня утром я разозлила его отца, и он выместил злобу на ребенке, который находится и полной его власти. Вы знаете, как это происходит.
Сент-Джон выругался сквозь зубы.
– Он выместил злобу на Тайлере, – продолжала Джесса и затем произнесла слова, которые должны были изменить все: – Так же как вымещал ее на тебе.
Она знала.
Сент-Джона охватила дрожь. Тем не менее он испытал не только облегчение, но и странное чувство удовольствия. Он был уверен, что никто никогда не узнает его, но, как понимал теперь, тайно желал, чтобы кое-кто это сделал.
Эта девушка.
Она смотрела ему в глаза, не отводя взгляда, как редко делали даже в «Редстоуне».
Да, Джесса знала. И ничто, сказанное им, не может убедить ее, что она не права, – он видел это в ее прекрасных глазах.
Кроме того, Сент-Джон не хотел этого отрицать. Перед кем угодно, только не перед ней. Наконец он опустил взгляд.
– Как долго? – спросил Сент-Джон, вздрогнув при звуке собственного голоса.
– С того дня на кладбище.
Он резко вскинул голову, снова глядя ей в лицо. Столько времени?
– Почему?
– Почему я ничего не сказала раньше? – Когда Сент-Джон кивнул, Джесса ответила: – Никто лучше меня не знал, что у тебя есть веские причины не желать быть узнанным здесь. Особенно одним человеком.
– Он не узнал.
– Да. Не узнал собственного сына, стоя лицом к лицу с ним. Но он не провел последние двадцать лет, молясь, чтобы ты вернулся.
Внезапно у Сент-Джона перехватило дыхание, и ему снова пришлось отвести взгляд.
– Почему? – с трудом повторил он.
– Потому что в моей жизни случилось два страшных несчастья – твое исчезновение и болезнь моего отца. – Она глубоко вздохнула. – Я никогда не теряла никого, настолько дорогого.
Сент-Джона опять охватила дрожь, но его не беспокоило, что Джесса это заметит. Она всегда знала его самые мрачные тайны и не выдавала их. Сент-Джон доверил бы Джошу даже свою жизнь, но только этой женщине, которая даже ребенком была мудрой не по годам, он мог доверить темные секреты своей души.
– Несправедливо.
– Что мой добрый, любящий отец умер, а твой, злой и бессердечный, продолжает жить? Да, это несправедливо.
