Варвара радовалась тишине дома. Она не хотела перемен. Ее никто не беспокоил, ничего от нее не требовал, и баба блаженно отдыхала.
Ни звука, ни пылинки вокруг, как хорошо жить одной. Каждый день подарок. Сколько их прошло, баба не считала. Но вот внезапно в дверь позвонили:
— Ты че заперлась спозаранку? От кого прячешься, глумная? Вертается твой отморозок! Звонил нынче, что билет в обрат купил. Тимофей с им базарил. Велел больше не медлить. Напомнил, что Мишка уже две недели гуляет. И сказал, будто зоотехник, цельный отпуск просрал. Теперь без выходных и праздников станет вкалывать! Николаевич ответил, мол, так сложилась ситуевина. Может, через три дня ворочусь. Ну, порадовала тебя, подруга? — спросила Галя подморгнув.
Варя и сама не поняла, обрадовалась или нет. Подспудно она ждала Мишку, но уже без огня и страданий, их затмили обиды. Ведь мог предупредить ее об отъезде, или дать телеграмму, позвонить из Армении, сказать что возвращается. Ничего не сделал, не посчитал нужным, словно и не было ее у него, — закусила губу и старалась забыть Мишку, не терзать себя.
Вот и в тот день, вернувшись с работы, управилась с хозяйством, хотела прилечь и услышала шаги по двору, кто-то взошел на крыльцо, коротко позвонил в дверь.
— Галку черти принесли! Самогонку боится выронить, потому звонит вот так. Ну и хорошо, что пришла, выпьем, поболтаем, — открывает двери и, увидев Мишку, растерялась:
— Ты? А я ни тебя, Галку ждала! — вырвалось внезапное.
— Я то думал, обрадуешься! Столько дней меня не было. Ты, наверное, и не вспомнила и не скучала…
— Некогда было. Сам знаешь, то дети были, то свои заботы достали. Тут еще думки всякие одолевают.
— Какие?
— Зовут дети в город, к себе, насовсем! Зять так и сказал, что не оставит меня здесь. Анжела тоже уговаривает.
— Сама что решила?
— Думаю. Все надо взвесить заранее, чтобы потом ни о чем не жалеть.
Михаил присел. Достал из сумки фрукты, вино. Сидел тихо, слушал Варю:
— Я все ждала тебя. Не знала, куда ты делся? Случайно узнала. Неужели трудно было предупредить меня?
— Варь, мне было очень больно. Только успел познакомиться с отцом и уже похороны… Я ничего не. мог сообразить. Горько стало. Ведь обижался на него, а тут вдруг эта смерть. Мы ничего не успели, даже простить друг друга не смогли, времени не было. Я опоздал из-за глупых обид. Кого теперь назову отцом? Его больше нет! — поднял голову человек, выдохнул колючий ком мешавший дышать.
— Оказывается, терять родного очень больно, — сказал глухо. И Варя заметила в висках Михаила седину.
— Родственники много рассказали мне об отце. Я вовсе не знал его. А он, когда узнал, что я у него есть, так радовался, и очень спешил увидеть, познакомиться. Словно чувствовал, что эта встреча станет не только первой, а и последней…
— Сколько лет ему было?
— Чуть до семидесяти не дотянул. Там, в горах, этот возраст считают еще молодым…
— Давай помянем отца, — предложил Варе.
Женщина стала накрывать на стол.
— Не суетись. Помянем тихо, без мороки. Он и умер так, незаметно для всех. Никого не беспокоя и не испугав. Ушел внезапно, без стона и жалоб, в одно мгновенье. Так и в памяти остался, одиноким орлом над вершиной, непонятым и непостижимым. Говорят, он был хорошим сыном, прекрасным отцом, какому не повезло стать дедом. Хотя о внуках мечтал. Свое повторенье хотел увидеть. Но не пришлось. Может через время такой появится и повторит его, — дрогнул голосом человек.
— Что это с тобой? Ведь ты почти не знал его.
— Эх-х, Варя! Есть что-то выше нас. Мой отец был чудесным человеком. Я увидел и почувствовал это когда приехал проститься и простить. Я опоздал… И утопил его в своих обидах. Чего они стоили в сравненьи с ним…
— Не самоедствуй! Не вернешь его!
— Все понятно. И все ж досадно.
— А почему ты не позвонил мне? — не сдержала упрек.
— Варя, я был с отцом все дни, на его могиле. Что такое неделя и вся жизнь? Я просил прощенья за то, что не искал его при жизни, а когда нашлись, не сумел согреть, не удержал. Он умер, не увидев никого из нас троих. Некого было благословить. А мы и не почувствовали что теряем его.
— Все уйдем. Раньше иль позднее встретимся на том свете. А пока живы, о дне нынешнем надо думать.
— Ты права! — сказал грустно. И спросил:
— Ну, а как ты? Как тебе твой зять?
— Хороший человек. Мы с ним поладим. Он спокойный, добрый, уживчивый, Анжелку любит и бережет ее.
— По-моему вы с ним ровесники…
— Какое мне дело. Я его возрастом не интересовалась. Они сами нашли друг друга. Я их не знакомила и разводить не буду.
— Не обижайся. Но эта разница в возрасте очень заметна. Он уже повидал жизнь. Анжелка ребенок против него.
— Дружнее жить будут. Ровесники редко меж собой уживаются. Не хватает ума и выдержки понять один другого, или уступить, не умеют. От того проблемы…
— Не скажи. Вон моя сестра — Каринэ, я с нею на похоронах познакомился. Она с мужем из Франции, из Марселя прилетела. Ровесники, а как понимают, как уважают друг друга. Ни одного обидного слова, полное понимание. Глядя на них, душа радуется. И это без показухи.
— Слава Богу! — отозвалась Варя.
— Знаешь, меня все спрашивали, как я здесь живу? Предложили остаться у них. Там большой дом, отец его мне оставил. Хороший участок, с виноградником. Свой большой сад есть, много персиков и граната, груш и яблонь. Отец был хорошим хозяином. Все имел и все умел. Похоронили его рядом с отцом и матерью, как он хотел. Не велел хоронить рядом с женой. Так и лежат они врозь. Далеко друг от друга. Оба при жизни жалели о совместных годах. Так и не примирились, хотя и не разошлись. Каринэ рассказала, что отец с матерью даже не изменяли и не любили разлучаться, уезжать из дома. Но и тепла не имели друг к другу. Их объединяли дети, — глянул на Варвару.
— Вот и я решил, если когда-нибудь женюсь, обязательно заставлю жену родить не меньше троих детей, потому что нет без них семьи.
— Троих? А не круто ли в твоем возрасте? — рассмеялась Варя и добавила робко:
— Говоришь, что заведешь детей, если женишься. А я тебя считала семейным. Или поспешила? — глянула на Мишку пытливо.
— Варя, многое изменилось за эту поездку. Я иначе смотрю на жизнь. Мне действительно пора подумать о детях. С кем их заиметь, где вырастить? Конечно ни в этой деревне! — глянул на Варю выжидательно. Та, помолчав, ответила:
— Что ты мне предлагаешь, я не поняла!
— Странно, а что тут непонятного? Я предлагаю полностью изменить жизнь, если ты способна на такой вираж. Конечно, в деревне не останусь, уеду в Армению. Так хотел мой отец, о том просят родственники. Я обещал им вернуться и, конечно, свое слово сдержу, — глянул на Варю, та сидела, сжавшись в комок.