Пока бригада уборщиков трудилась в кухне, Паскаль отправила Агату убраться в туалетах. Она несколько раз проверяла ее работу, добиваясь безупречной чистоты, и в конце концов Агата взялась за дело по-настоящему, хотя поначалу и не собиралась выкладываться.
Мариус тем временем продолжал сражаться с зарослями травы перед крыльцом. Он явно был недоволен, когда Паскаль явилась посмотреть, как у него дела. Но на его недовольство ей было глубоко плевать. Главное, лужайка перед домом начала преображаться. Сломанную садовую мебель Паскаль велела отнести в сарай и собственноручно выкорчевала из земли искореженный зонт от солнца. Кованый железный стол был для нее слишком тяжел, и она решила, что накроет его светлой клеенкой и принесет из дома несколько стульев.
Они вкалывали, как негры, почти четырнадцать часов подряд и закончили только в восемь вечера. Работа была проделана огромная, и хотя вилла не выглядела и вполовину так привлекательно, как на фотографиях, на ней, по крайней мере, можно было жить. Только кухню так и не удалось привести в должный порядок. В ней, правда, стало значительно чище, однако ее выкрашенные темной краской стены производили гнетущее впечатление, а древняя плита никак не желала работать, но это были уже мелочи.
Паскаль к этому времени едва держалась на ногах от усталости. Ее вдохновляло лишь сознание честно исполненного долга и удовлетворение, которое всегда посещало ее после большой и честной работы. Она понимала, правда, что друзья, не видевшие того, что увидела она, когда приехала сюда вчера вечером, вряд ли смогут оценить ее усилия по достоинству, но теперь Паскаль, по крайней мере, могла быть уверена, что они не кинутся в ужасе прочь, как только увидят дом.
Между тем сделано было еще не все, но Паскаль была уверена, что теперь она успеет. Да и риелтор пообещал, что завтра вернется вместе со своей бригадой и поможет довести дело до конца. Услышав эти слова, Паскаль почувствовала к молодому человеку нечто вроде благодарности, хотя все еще злилась на него за бесчестный обман. Удивил ее и Мариус, который косил как заведенный не меньше десяти часов подряд, останавливаясь лишь затем, чтобы хлебнуть воды и дать отдых электромотору. Агата тоже потрудилась на славу — во всяком случае, к концу дня она стала похожа на человека, честно зарабатывающего свой кусок хлеба. Ее красное бикини покрылось грязными пятнами и соляными разводами, «небоскребы» на высоком каблуке куда-то исчезли, а волосы стояли дыбом, как у комического персонажа из мультфильма о дядюшке Поле, который сунул палец в розетку. Собак Паскаль тоже не видела и не слышала весь день, и это было, пожалуй, к лучшему — своим истерическим лаем они могли свести с ума кого угодно, а у Паскаль и без этого терпение было уже на пределе.
Совершенно обессиленная, она сидела на кухне и лениво отщипывала кусочки сыра от оставленных агентом бутербродов, когда телефонный аппарат разразился дребезжащей трелью. Паскаль вздрогнула и схватила трубку. Это был Джон; он звонил ей с работы, и голос у него был непривычно взволнованный. Они не виделись почти полтора месяца, Джон очень соскучился и был рад, что их разлуке пришел конец. Он уже купил билеты и должен был прилететь в Сен-Тропе вместе с Моррисонами послезавтра.
— Ну как, — спросил он после первых приветствий, — эта вилла действительно так хороша, как на картинках, или еще лучше?
Паскаль зажмурилась. Звонок застиг ее врасплох, и она несколько замедлилась с ответом.
— Нет, она не совсем такая, как на снимках, — проговорила она, гадая, что скажет Джон, когда увидит дом своими глазами. Конечно, теперь он стал намного чище, но это был явно не дворец, а главное, он не имел ничего общего с шикарным особняком, который их так очаровал.
— Значит — лучше? — жизнерадостно осведомился Джон, и Паскаль невольно рассмеялась.
— Нет, она не лучше и не хуже, просто она другая, — осторожно ответила она.
— Что значит — «другая»? — удивился Джон.
— Ну, не такая официальная, что ли…
— Что ж, это даже хорошо. Да что там хорошо — просто отлично!
Отлично?.. Вряд ли даже теперь Паскаль употребила бы это слово, описывая мужу виллу с романтическим названием «Любовь с первого взгляда». Но Джон ждал, и она пустила в ход все свои дипломатические способности, чтобы не солгать и в то же время — не возбудить в нем ненужных подозрений. Когда настанет время, Джон все увидит сам, а пока…
— Что ж, отлично, — повторил Джон, когда она закончила. — Ты уже звонила всем нашим?
— Нет, у меня дел было по горло, — честно призналась Паскаль, и Джон рассмеялся.
Интересно узнать, чем же ты была так занята? Валялась на пляже или таскалась по магазинам? — спросил он. Ему и в голову не могло прийти, что его жена весь день скребла полы, мыла окна, вытрясала половики и ковры.
— Мне нужно было… кое-что организовать.
— Понятно, ты украшала дом по своему вкусу. Слушай, Паскаль, зачем тебе это надо? Неужели нельзя было просто расслабиться?
В ответ Паскаль только вздохнула. Она и сама была не прочь расслабиться и поваляться на пляже, но ей совсем не хотелось, чтобы при виде всей этой грязи с Джоном случился припадок.
— Может быть, завтра я действительно схожу на пляж, — ответила она, подавляя зевок.
— Вот-вот, сходи на пляж или пробегись по местным лавочкам. А послезавтра мы уже увидимся! — закончил Джон, и Паскаль улыбнулась.
— Скорее бы!.. — сказала она и, обежав взглядом кухню, заметила на стене грязное пятно.
— Постарайся выспаться, — добавил Джон с искренней заботой. — Я хочу, чтобы к моему приезду ты как следует отдохнула, детка.
— Я очень постараюсь, — пообещала Паскаль с улыбкой. — Приятного полета.
Положив трубку, Паскаль погасила свет и побрела к себе в спальню. Она велела Агате сменить простыни на всех постелях, для чего ей пришлось лично перебрать все имевшееся в доме постельное белье. К счастью, ей удалось подобрать по одному чистому комплекту для каждой кровати; все остальное она связала в огромный тюк, чтобы отправить с Мариусом в прачечную. Полотенца для ванных комнат выглядели застиранными, но они, по крайней мере, были без дырок, к тому же среди них Паскаль обнаружила две дюжины довольно приличных льняных салфеток. Ими она решила замаскировать самые заметные царапины на столешницах и комодах.
Паскаль заснула прежде, чем ее голова коснулась подушки. На следующий день она проснулась с первыми лучами солнца, проникшего к ней в комнату сквозь щель между неплотно задернутыми занавесками. Ставни на окнах были сломаны, а заржавевшие жалюзи не закрывались, несмотря на все усилия, но настроение Паскаль не испортилось — солнце ей всегда нравилось.
