– И как тебе здесь нравится? – раздался сзади знакомый до боли голос. Обернувшись, Юля увидела Дмитрия.
Он стоял у неприметной двери, ведущей в смежную с этой комнату.
– Как ты меня напугал!
– Пугаться должен я, – он подошёл к ней вплотную. По всей видимости, он принимал душ или ванну, так как волосы были влажными, а расстёгнутая рубашка, небрежно накинутая на тело, мокрой в некоторых местах.
– Ты без приглашения, без разрешения, и даже без стука врываешься в мою комнату. Это первый случай на моей памяти такой неслыханной дерзости, – старался говорить строго, но Юля заметила: он едва сдерживает улыбку.
– Я воспитана в других правилах, и вообще очень дерзкая. Считаю, что жена может прийти к мужу тогда, когда пожелает, – она шагнула к нему и положила руки на его обнажённую грудь, провела ладони выше, коснулась под рубашкой его упругих плеч.
– Ох, что же ты со мной делаешь! – выдохнул он и припал к её губам с неутолимой жаждой.
У Полины подкашивались колени, она, повиснув на шее, тянула его вниз, но он, через какое-то время расцепил её руки и, тяжело дыша, отступил на шаг.
– Нет, подожди, я же не святой, ещё миг и не смогу остановиться. Я не хочу так. Первый раз должен быть не сейчас.
– Дима, для меня это не первый раз, но, впрочем, я с тобой согласна, не сейчас. Я пришла по делу.
– И какое же дело у тебя? – он отошёл ещё дальше, застёгивая рубашку.
– Мне нужно пойти в деревню. Ты отпустишь меня? Я должна увидеть маму. Я понимаю, она простая женщина, но она-то должна хотя бы знать о свадьбе дочери.
– Я как-то не подумал об этом. Хорошо, – он дёрнул за шнурок, висевший возле кровати. Где-то раздался звон. Через некоторое время в дверь постучали.
– Входи, – сказал Дмитрий. В комнату вошёл дворецкий. – Прикажи тотчас заложить коляску. И ещё, в котором часу ужинают слуги?
– Как у кого получается, но в основном часов в шесть.
– Пусть соберутся все, кто сможет, в семь вечера в людской.
– Слушаюсь.
Дворецкий вышел.
– Я могу идти? – Полина направилась к дверям.
– Куда идти?
– В деревню, я же сказала.
– Я приказал заложить коляску, ты слышала.
– Ну и что?
– Мы поедем вместе к твоей матери. Кажется, я должен просить её благословения.
– Спасибо, Димочка. Я думала, ты не захочешь разговаривать с ней.
– Я уважаю Анну. Она была горничной моей матери, та её очень ценила. К тому же она твоя мать.
– Тогда пошли! – она тянула его к выходу.
– Юля, на каком транспорте передвигаются в твоём веке? Чтобы запрячь лошадь в коляску, требуется время. Ты собираешься ждать на крыльце? Мы услышим, когда подадут.
– Не спрашивай о транспорте моего века. Ты даже представить не можешь эти скорости. Здесь всё намного спокойней и размеренней. Мне кажется, когда ты никуда не спешишь, ты везде успеваешь. Я уже влюбилась в девятнадцатый век.
– Значит, тебе нравится здесь?
– Мне нравится везде, где есть ты.
– Ты так и не ответила: тебе понравилась моя комната?
– Прекрасная, со вкусом оформленная спальня. Здесь очень красиво. Ты сам продумывал интерьер? – она подошла к кровати, провела рукой по шёлковому покрывалу.
– Нет, конечно, для этого есть специальные люди.
– Дизайнеры.
– У вас, наверное, их так называют. Раньше это была комната моих родителей, потом, по праву хозяина её должен был занять я. Но я не мог без боли переступить порог этой комнаты, и уж тем более заставить себя ночевать в ней, пока всё полностью не переделал.
– У меня тоже так было. Когда погиб Ди… муж, я не могла спать в нашей спальне. Мне всё о нём напоминало и казалось, что он живой. Эта боль мне знакома.
– Хочешь, я покажу тебе твою будущую комнату? – он постарался увести её от грустных тем.
– А разве не это моя будущая комната?
– Она и твоя тоже, как и всё, что принадлежит мне. Но спальни хозяина и хозяйки раздельно.
– Как странно! И где же положено быть хозяйке в девятнадцатом веке, как не рядом с мужем?
– Ты будешь рядом, идём.
Он провёл её через неприметную дверь справа от входа между стеной и шкафом. За этой стеной была ванная комната, из которой вела ещё одна дверь в противоположной стене.
Пройдя через небольшую комнатку для гигиенических процедур, они оказались в комнате, по размером такой же, как и хозяйские покои. Кровать точно такая же, в остальном комната отличалась. Во-первых, цветовой гаммой. В отличие от строгих зелёных оттенков комнаты Дмитрия, здесь преобладал тёплый жёлто-коричневый цвет. Стены обиты бежевой тканью с узором из жёлтых лилий, балдахин над кроватью солнечного ярко-жёлтого цвета, покрывало и занавески на окне – персиковые с цветочным узором из тех же лилий. На полу толстый ковёр.
– Если тебе что-то не нравится, скажи. Я думаю, до свадьбы переделать успеем.
– Мне нравится. И мои любимые лилии. Комнату оформляла твоя мама?
– Да. Она мне так нравилась, что я не решился здесь всё поменять кардинально, в память о ней лилии остались.
– Всё равно это неправильно, – Юля посмотрела на Дмитрия, – в моём времени муж и жена спят в одной комнате.
– В моём тоже. Если этого хотят. Но у каждого должна быть возможность уединиться, иметь личное пространство. Ведь никто не мешает, если захочешь, пройти через ванную комнату и оказаться в спальне супруга.
– Мне сегодня придётся пройти большее расстояние, чем ванная комната, – снова намекнула Юля, и Дмитрий снова сделал вид, что не заметил.
– Я слышу, что подали коляску. Идём.
Они вышли в коридор через дверь её будущей комнаты.
Дмитрий отказался от кучера и сам управлял лошадью. Юле больше, чем в автомобиле, понравилась прогулка в открытой коляске. Запах бензина не мешает наслаждаться свежим воздухом, на этой скорости ты успеваешь любоваться окружающей красотой, нет шума, который издаёт автомобиль, а цокот копыт только гармонирует с пением птиц.
Приезд барина произвёл в деревне настоящий переполох. Видимо, нечасто он наведывался туда, если многие высыпали на улицу посмотреть, что же привело к ним хозяина. Дмитрия это нисколько не смутило, в отличие от Полины. Он остановился пред домиком Анны. Мать Полины встречала их у порога. На губах улыбка, в глазах страх.
– Дмитрий Алексеевич, какая честь! Проходите в дом, – она провела гостя через низкие тёмные сени – прихожая в Юлином мире. Они вошли в единственную комнату в этом доме. Юля снова её с интересом рассматривала, удивляясь, насколько крестьянское жильё отличалось от барского дома, и, замечая, как разливается тепло в душе от того, что она хоть и в маленьком, но родном и любимом доме.
– Не знала я, барин, что пожалуете, простите, угостить-то вас нечем, – Анна явно смущалась, чего-то боялась и разговаривала только с Дмитрием, словно дочери рядом и не было.
