Подумать только! Она даже не соизволила дать мне шанса, а сразу же вынесла приговор!
Я смотрела на такое знакомое и любимое лицо, и не понимала её реакции. Готова допустить, что в течение долгих лет, ей раз за разом приходилось переживать разочарование всякий раз, когда в её доме появлялись люди, утверждающие, что знают местоположение её внучки, но я– не они! Я– это я, и не позволю отмахнуться от себя, как от ненужной вещи.
Поникший маркиз, понявший всю бесполезность споров со старой герцогиней, бормоча извинения за беспокойство, принялся подниматься в кресле с твёрдым намерением откланяться, но я жестом велела ему вернуться на место. Злость на обстоятельства, придавала мне сил. Вцепившись для опоры в подлокотники кресла, в котором сидела, я, чуть наклонившись вперёд, и так же, как ещё совсем недавно это делала она сама, немигающим взглядом уставилась на свою единственную кровную родственницу.
– Вот как? И, как же, позвольте полюбопытствовать, мадам, вы это сразу поняли? – от робкой почтительности, присущей воспитанным молодым особам, не осталось и следа. Я знала правду, и не собиралась уступать своих позиций ни на шаг.
Серебряные брови взметнулись вверх, в глазах заплясали недобрые огоньки:
– В чём дело? Я разоблачила вашу ложь, и отпала нужда изображать аристократку? Где, вы подобрали эту девку, маркиз? Или же ваш титул, такая же фальшивка, как-то ничтожество, что вы притащили в мой дом?
Мадам поднялась с кресла:
– Ваше время истекло, убирайтесь! Лакеи проводят вас до выхода.
Ничтожество?! Нет уж, извините…
Вскочив с места и уперев руки в боки, я, совершенно игнорируя пытающегося образумить меня Розена и застывших с открытыми ртами лакеев, нависла над герцогиней. Её величественность и грозный вид меня не пугали– я была сделана из того же теста, что и она, и сейчас собиралась ей это продемонстрировать во всей красе.
– Не знаю, скольких обманщиков вам пришлось вышвырнуть из дома, их судьба меня не интересует, но я не они. Нравится это вам или нет, но я– ваша внучка, мадам, и собираюсь это доказать!
– Внучка? – ирония, сквозившая в каждой черточке лица, в каждом звуке родного голоса– резала без ножа. – Моя внучка умерла вместе со своей матерью и погребена в часовне замка. Я лично оплакала и похоронила их обеих.
– Ложь! Наглая ложь, мадам, рассчитанная на тех, кому ничего не известно о произошедшем. Но, мы-то с вами обе знаем, что всё совсем не так!
– Не так? – её уничтожающий взгляд не легко было выносить, но я уже не могла остановиться. – А, как же, по-вашему, всё происходило на самом деле?
– Хотите знать? Что ж, извольте. Для начала, я расскажу вам то, о чём узнала от маркиза Розена, приближенного короля, бывшего невольным свидетелем той страшной ночи. Так вот, королева Клоранс, мадам, скончалась вовсе не здесь, в этом замке. Будучи смертельно раненой, она вместе с дочерью нашла приют в одном из монастырей под Парижем. Лёжа на смертном одре, она взяла слово с приехавшего по её просьбе французского короля, что он позаботится о её ребёнке.
– И, он не смог! Стало известно, ребёнок погиб вместе с матерью!
– Да, возможно по приказу короля, об этом было объявлено во всеуслышание, чтобы обмануть следующих за ними по пятам врагов, но, ответьте честно, мадам, разве вы поверили в весь этот бред?
– Да, поверила! – ни единый мускул не дрогнул на лице старой драконихи.
– Ещё одна ложь! Каким-то образом, в обход приказа короля, вам удалось узнать о том, что вашу внучку тайно перевезли в монастырь кармелиток в Берри. Не пытайтесь отрицать этого, мадам! Несмотря на юный возраст, я хорошо запомнила свою единственную за многие годы посетительницу в сером бархатном плаще, втайне от сестёр навестившую меня и угостившую засахаренными орешками! Вы думали, я вас не вспомню?
Не обращая никакого внимания на опешивший взгляд бабушки и застывшего с открытым ртом Розена, понятия не имевшего о чём я сейчас говорю, я в волнении заходила по комнате.
– Да, не стану обманывать, детская память штука сложная, тогда я не узнала вас, принимая за добрую женщину, пожалевшую несчастную сиротку и дважды навестившую её, – я сжала пальцами виски, так как сильное волнение спровоцировало головную боль, – и, так бы и продолжала пребывать в неведении, пока год назад, кто-то не попытался меня убить прямо в стенах монастыря, спалив всё кругом дотла.
В потрясённых глазах пожилой женщины стояли слёзы. Было в них ещё что-то, но я уже настолько разошлась, что совершенно не обратила на это никакого внимания.
– Всё еще не верите? Считаете меня лгуньей? Что ж, ваша воля, я уйду, но напоследок, хочу, чтобы вы знали– я мечтала встретиться с вами. Я считала дни до встречи с той, кто прощал мне все шалости, что я устраивала, будучи трёхлетним ребенком в тот единственный раз, что приезжала сюда с мамой. И, перед тем, как окончательно уйти из вашей жизни, хочу признаться, что это я, изрезала ножницами ваши бархатные портьеры, и я сломала оправу ваших очков, и тот пожар в детской, Абелла, его устроила тоже я!
Я и не замечала, что плачу навзрыд, пока, переводя дыхание после монолога, не пришла в себя от своего всхлипа. Устыдившись собственной слабости, свидетелями которой стало столько человек, я, уже мало что соображающая и преследуемая единственным желанием поскорее покинуть это место, ринулась было к выходу, когда окрик герцогини заставил меня застыть на месте:
– Шанталь, девочка моя, вернись!
Что? Я не ослышалась?
Не доверяя собственным ушам, я продолжала стоять, не решаясь обернуться.
– Шанталь!
Медленно, очень медленно, боясь надеяться, я осторожно повернулась назад, и оказалась в объятиях подбежавшей ко мне женщины. Не ожидавшая ничего подобного, совершенно растерянная и подавленная, отбросив всякий стыд, я, уткнувшись носом в родное плечо, зарыдала уже в полный голос.
– Не плачь, родная! Прошу! Твоя Абелла с тобой, любовь моя. Ты больше никогда не будешь одинока!
Не знаю сколько времени прошло, но только слёзы, наконец, иссякли, оставляя после себя совершенную пустоту, бессилие и жуткую головную боль. Независимо от себя, убаюканная нежным голосом, нашептывающим мне на ухо слова утешения и крепкими объятиями, дарящими долгожданное тепло и уют, я и сама не знаю, как, провалилась в глубокий сон без сновидений.
– Абелла? – шепотом спросил, начавший постепенно приходить в себя Розен. Глядя сейчас на внушающую ему долгие годы благоговейный страх женщину, сейчас по-матерински заботливо гладящую по волосам спящую на оттоманке девушку, он не смог удержаться от иронии.
– Так звала меня только малышка Шанталь. Трёхлетнему ребёнку никак не удавалось выговорить букву "р" в имени Арабелла. Но, не советую вам увлекаться и следовать её примеру. Подобные вольности прощаются только моей внучке, а не старому проныре и развратнику вроде вас, Розен. Кстати, о развратниках… Где вы оставили своего друга, без которого, как я слышала, вы уже долгие годы нигде не появлялись?
