«Я возьму его назад, обещаю вам».
«Но, наконец, скажешь ли ты мне, почему… без всякой причины?..»
«Неужели вы считаете меня безумцем, — прервал я ее, — который способен нарушать такие обещания, не имея на то веских причин?»
«Но ты, надеюсь, скажешь их мне?»
«Невозможно! Невозможно, матушка: я связан клятвой».
«Я знаю, что многие настроены против Ораса, но ничего не могут доказать. Неужели ты веришь клевете?»
«Я верю глазам своим, матушка, я видел!..»
«О!..»
«Послушайте. Вы знаете, что я люблю вас и сестру; знаете, если дело идет о счастье вас обеих, я легко готов принять незыблемое решение; знаете, наконец, что в таких обстоятельствах я не стал бы пугать вас ложью. Да, матушка, говорю, клянусь вам, что если бы это супружество совершилось, если бы я опоздал, если бы отец мой в мое отсутствие не вышел из гроба, чтобы стать между дочерью своей и этим человеком, если бы Габриель называлась в этот час госпожой Орас де Бёзеваль, тогда бы мне не оставалось другого выхода — и я это сделал бы, поверьте мне, — как похитить вас и сестру, бежать из Франции с вами, чтобы никогда не возвращаться, и просить в какой-нибудь чужой земле забвения и неизвестности, вместо бесславия, что постигло бы нас в родном отечестве».
«Но не можешь ли ты сказать мне?..»
«Я ничего не могу сказать… я дал клятву. Если бы я мог говорить, мне достаточно было бы произнести одно слово, и сестра моя была бы спасена».
«Итак, ей угрожает какая-нибудь опасность?»
«Нет! По крайней мере, пока я жив».
«Боже мой! Боже мой! — воскликнула матушка. — Ты приводишь меня в трепет».
Я увидел, что позволил себе слишком увлечься.
«Послушайте, — продолжал я, — может быть, все это не столь серьезно, как я думаю. Еще ничего не было окончательно решено между вами и графом, ничего не знают еще об этом в свете; какой-нибудь неопределенный слух, некоторые предположения и только, не правда ли?»
«Сегодня граф сопровождал нас только во второй раз».
«Прекрасно! Найдите любой предлог, чтобы не принимать его. Закройте дверь для всего света и для графа так же, как для всех. Я беру на себя труд объяснить ему, что посещения его будут бесполезны».
«Альфред! — сказала испуганная матушка. — Прежде всего благоразумие, осторожность и, наконец, приличия. Граф не из числа людей, позволяющих выпроваживать себя таким образом, не объяснив причины».
«Будьте спокойны, матушка, я постараюсь соблюдать при этом все необходимые приличия. Что же касается причины, то я скажу о ней ему одному».
«Действуй как хочешь: ты глава семейства, Альфред, и я ничего не сделаю против твоей воли. Но, умоляю тебя именем Неба, взвесь каждое слово, которое скажешь графу, и если откажешь ему, смягчи отказ как только можешь».
Матушка увидела, что я беру свечу, собираясь идти.
«Да, ты прав! — продолжала она. — Я и не подумала о твоей усталости. Ступай к себе. Завтра будет время подумать обо всем».
Я подошел и обнял ее; она удержала меня за руку:
«Ты обещаешь мне, не правда ли, пощадить гордость графа?»
«Обещаю, матушка».
Я обнял ее еще раз и вышел.
Матушка сказала правду: я падал от усталости. Я тотчас лег в постель и проспал до десяти часов утра.
Проснувшись, я нашел у себя письмо графа. Я ожидал его, но не мог поверить, чтобы он сохранил в тоне письма столько спокойствия и чувства меры, — это был образец вежливости и приличия. Вот оно:
«Сударь!
Несмотря на все желание мое доставить Вам возможно быстрее это письмо, я не мог послать его ни со слугой, ни с другом. Это обыкновение, принятое в подобных обстоятельствах, могло бы возбудить беспокойство особ, которые для Вас столь дороги и которых, я надеюсь, Вы позволите мне считать еще, несмотря на то что произошло вчера у лорда Г., не посторонними и не безразличными для меня.
Однако, сударь, Вы легко поймете, что несколько слов, которыми мы обменялись, требуют объяснения. Будете ли Вы столь добры, чтобы назначить час и место, где сможете мне его дать? Свойство дела требует, я думаю, чтобы это было тайной и чтобы не было при этом других свидетелей, кроме тех, кого это касается; но если Вы хотите, я привезу двух своих друзей.
Вчера я доказал Вам, мне кажется, что я смотрел на Вас как на брата. Поверьте, что мне нелегко отказаться от этого имени и что мне нужно будет идти вопреки всем моим надеждам, всем моим чувствам, чтобы считать Вас своим противником и неприятелем.
Граф Орас».Я отвечал тотчас:
«Господин граф!
Вы не ошиблись. Я ожидал Вашего письма и со всей искренностью благодарю за предосторожность, принятую Вами, чтобы доставить его мне. Но так как подобная предосторожность будет бесполезной по отношению к Вам и так как нужно, чтобы Вы возможно скорее получили мой ответ, позвольте мне послать его со слугой.
Вы думаете справедливо: объяснение между нами необходимо. Оно состоится, если Вам угодно, уже сегодня. Я поеду верхом и буду прогуливаться между первым и вторым часом пополудни в Булонском лесу, в аллее Ла Мюэтт. Нет необходимости говорить, господин граф, что я буду счастлив встретить Вас там. Что же касается свидетелей, мнение мое совершенно совпадает с Вашим: они не нужны при этом первом свидании.
Мне нечего больше ответить на Ваше письмо, сударь, кроме того, что стоит сказать о чувствах моих к Вам. Я бы искренне желал, чтобы такие же чувства, какие Вы питаете ко мне, могли быть внушены мне моим сердцем; к несчастью, мои чувства продиктованы только моей совестью.
Альфред де Нерваль».Написав и отправив письмо, я спустился к матери. Она действительно спрашивала, не приходил ли кто от графа Ораса, и после ответа стала гораздо спокойнее. Что касается Габриели, она просила позволения остаться в своей комнате. К концу завтрака мне сказали, что лошадь приготовлена. Все было исполнено, как я просил: к седлу были прикреплены кобуры; в них я поместил пару прекрасных дуэльных пистолетов, уже заряженных. Я не забыл предупреждения о том, что граф Орас не выезжал никогда без оружия.
Я был на месте свидания уже в одиннадцать часов с четвертью, так велико было мое нетерпение. Проехав всю аллею и повернув лошадь, я заметил всадника на другом конце — это был граф Орас. Узнав друг друга, каждый из нас пустил свою лошадь галопом, и мы встретились на середине аллеи. Я заметил, что он, подобно мне, велел прикрепить к седлу пистолеты.
«Вы видите, — сказал мне Орас, кланяясь с вежливой улыбкой, — что желание мое встретить вас равнялось вашему, потому что мы оба опередили назначенный час».
