Он изумлённо смотрел на неё, на желваках рефлекторно задергалась жилка.
— Ты говоришь, что не можешь бороться со мной, — пробормотал он хрипло, — но ты всё ещё отказываешь мне.
— Нет, нет, — застонала она, в отчаянии от того, что не может заставить его понять. — Я не отказываю тебе. Разве ты не видишь этого, Николас? Я хочу от тебя большего, чем ты мне предлагаешь, и я говорю не о деньгах. Я говорю лично о тебе. Пока ты предложил мне только ту же часть самого себя, что отдал Диане, а я хочу больше, чем это.
— А что насчёт тебя? — прорычал он, вскакивая на ноги и беспокойно шагая по комнате. — Ты не очень-то отдаёшь мне себя; ты держишься как можно дальше от меня, но требуешь, чтобы я признал тебя во всех отношениях.
— Ты не обязан жениться на мне, — сказала она подчёркнуто резко, внезапно утомленная их препирательством. — Ты можешь позволить мне выйти в эту дверь, и я обещаю тебе, что ты никогда больше не увидишь меня, если это то, чего ты хочешь.
Его рот зло скривился.
— Ты знаешь, что я не могу сделать этого. Нет, ты настолько измучила меня внутри, что я должен получить тебя; я никогда не избавлюсь от проклятья, если не смогу утолить эту боль. Это не свадьба, Джессика, это — изгнание нечистой силы.
Его слова всё ещё звенели у неё в ушах на следующий день, пока она металась по номеру, ожидая его возвращения с очередной встречи. Андрос был здесь; он находился здесь всё утро, молча наблюдая за ней, и эта молчаливая бдительность мучительно отражалась на её нервах. Это была адская ночь — спать в одиночестве на большой кровати, которую Николас намеревался разделить с ней, и слышать его беспокойные метания на диване. Она предлагала ему занять кровать, а самой лечь на диване, но он впился в неё таким отчаянным взглядом, что она не стала настаивать. Они оба спали очень мало.
Ранним утром он позвонил своей матери, и Джессика закрылась в ванной, решив не слушать беседу. Когда она вышла из ванной, Николас ушёл, и только Андрос был ещё здесь.
Едва она подумала, что не сможет больше выдерживать тишину, как Андрос заговорил, и она испуганно вздрогнула.
— Почему вы согласились на все условия Нико, миссис Стэнтон?
Джессика посмотрела на него, как на сумасшедшего.
— Почему? — возмущённо спросила она. — Вы думаете, что он был в таком настроении, чтобы прислушаться к голосу разума? Он походил на бочонок с порохом, ожидающий какого-нибудь идиота, чтобы взорваться.
— Тем не менее, вы его не боитесь, — задумчиво произнес Андрос. — По крайней мере, вы не боитесь его характера. Очень многие люди не посмели бы, как вы, противостоять худшим чертам его натуры. Я много раз прокручивал это в голове, и смог придумать только одну причину, по которой вы согласились на его оскорбительные условия.
— Вот как? И что же вы решили? — поинтересовалась Джессика, убирая с глаз локон густых волос. Она была слишком расстроена этим утром, чтобы заниматься прической, и теперь волосы в беспорядке рассыпались по плечам.
— Я думаю, что вы любите его, — сказал Андрос спокойно. — Я думаю, что вы хотите выйти за него замуж на любых условиях, потому что любите его.
Она тяжело сглотнула, услышав эти слова. Андрос наблюдал за ней с несомненным одобрением и необычным блеском в тёмных глазах, явно начиная что-то понимать.
— Конечно, я люблю его, — призналась она напряжённым шёпотом. — Единственная проблема — заставить его поверить в это.
Внезапно Андрос улыбнулся.
— Это не проблема для вас, миссис Стэнтон. Нико опьянён вами. Когда он успокоится, то поймет, так же, как и я, что единственная причина, по которой вы соглашаетесь выйти за него замуж на установленных им условиях, — любовь. Он до сих пор не понял этого только потому, что слишком зол.
Андрос не мог знать этого наверняка, но, тем не менее, его слова вселяли надежду. Он сказал, что Николас опьянён ею. В это было не слишком легко поверить — Николас всегда так контролировал себя, но было верно и то, что он хотел жениться на ней, потому что не мог заполучить её другим способом.
Николас появился в номере, помешав её дальнейшему разговору с Андросом, но она почувствовала себя лучше. Двое мужчин совещались над пачкой бумаг, которые Николас вытащил из своего портфеля, потом Андрос взял документы и возвратился в свой номер, а Николас направился к Джессике.
— Надеюсь, ты готова? — как-то отстранённо спросил он.
— Готова? — не поняла она.
Он нетерпеливо вздохнул.
— Я сказал тебе, что мы пойдём за покупками для твоего свадебного наряда. И тебе нужны будут кольца, Джессика, их надо заказать.
— Я должна уложить волосы, — сказала она, поворачиваясь к спальне, и он последовал за ней.
— Просто причеши их и оставь, как есть, — распорядился он. — Мне больше нравится, когда они свободно падают на плечи.
Она молча повиновалась ему и достала помаду.
— Подожди, — сказал он, ловя её запястье и притягивая Джессику к себе. Она знала, чего он хотел, и на сердце стало легче, когда она прислонилась к нему и подняла лицо для поцелуя. Его губы прижались к её, горячее дыхание заполнило её рот, заставив почувствовать головокружение. Николас хотел большего, поцелуи не могли удовлетворить его, но, дрожа всем телом, он отстранился от неё, и на этот раз его взгляд был просто убийственным.
— Теперь можешь красить губы своей помадой, — пробормотал он и, хлопнув дверью, вышел из спальни.
Дрожащей рукой она подкрасила губы. Его характер не улучшился, и она боялась, что, отвергая даже его поцелуи, приведёт его в ещё большую ярость. Нет, ничего, кроме её полной капитуляции, не удовлетворило бы Николаса, и она страстно желала, чтобы следующая неделя пролетела скорее.
Но как целая неделя могла пролететь быстро, если даже один день тянулся невыносимо долго? Она чувствовала, как напряжённость нарастает в ней, пока они сидели в эксклюзивном ювелирном салоне и изучали лотки с кольцами, которые им предложили. Николас не оказывал ей вообще никакой помощи, он просто сел и велел ей выбрать то, что понравится, его же это не волновало. Ничего из сказанного им ранее не могло быть лучше рассчитано на то, чтобы уничтожить любую радость, которую Джессика могла бы почувствовать, выбирая кольца. С другой стороны, ювелир был настолько любезен и так старался помочь, что ей крайне неприятно было разочаровывать его своей незаинтересованностью, так что она вынудила себя тщательно рассматривать каждое кольцо, которое, по его разумению, могло ей понравиться. Но, как она ни старалась, ничего не могла выбрать. Ей было всё равно, сверкающие это бриллианты или стекляшки, она лишь хотела найти тихий уголок и выплакаться. Наконец, она произнесла надломленным от напряжение голосом:
