— Да кто же этого не знает? — удивилась Наталья Анатольевна. — Трудится в управе одного из столичных округов, советник по культуре у Алексея Ивановича.
— А кто это? — обнаружила Лина полную неосведомленность.
— Как кто? Начальник той самой управы!
— Ничего себе! — удивилась Лина. — Неплохая крыша.
— Да уж, — согласилась Наталья Анатольевна, — лучше не придумаешь. Говорят, Иван Михайлович открыл при управе детскую телестудию. Глава привечает его за креативность. Говоря по-простому, за творческие идеи. Столько новых интересных проектов! А как говорит! Заслушаешься!
— М-да, он у нас очень творческий человек, — согласилась Лина. — И дети у него талантливые — в папу.
— Вот они и будут поднимать районную телестудию, — продолжила собеседница с удовольствием сливать информацию. — Все четверо детей Ивана Михайловича вошли в штат местного телевидения. Кто главным редактором, кто сценаристом, кто продюсером, кто начальником отдела рекламы.
— Счастливый отец! — искренне восхитилась Лина и внезапно ойкнула. Оказывается, она вместе с люпином сорвала ветку крапивы. — Нет-нет, у меня все в порядке, — успокоила Наталью Анатольевну и, простившись с ней, проверила баланс на счете. Денежки стремительно таяли. И все же Лина набрала еще один номер. — Могу я записаться на прием к главе управы? — поинтересовалась она.
— Глава уехал, — ласково, как больной, ответила ей девушка на другом конце провода.
— А когда вернется? — не сдавалась Лина.
— Поверьте мне, девушка, Алексей Иванович — человек занятой, он себе не принадлежит, — продолжила нежно уговаривать Лину собеседница на другом конце провода. — Каждый день на него обрушиваются десятки серьезнейших проблем. Ваш вопрос наверняка в состоянии решить кто-нибудь другой. А о чем вы вообще хотите говорить с главой управы?
— О вопросе финансирования детской музыкальной студии, — с достоинством ответила Лина.
— А, тогда вам повезло, — обрадовалась невидимая секретарша, голос ее заметно потеплел. — Вопросами культуры у нас теперь занимается Иван Михайлович. Совершенно удивительный, дивный, большой души человек. Можете записаться к нему на прием.
— Благодарю вас, перезвоню попозже, куда-то дела свое расписание, — пробормотала Лина и, отключив мобильник, сунула его в карман.
— Вы мама Серафимы? — тихо спросила Лина, входя в темноту крошечной прихожей.
— Я, а что? — удивилась милая скромная женщина с усталым лицом, вглядываясь в лицо непрошеной гостьи.
— Да вот… решила забежать к вам, занести молока и хлеба. А то Серафима волнуется. Говорит, вы немного приболели, а она сама сейчас приехать не может. Сима в нашем лагере для музыкально одаренных детей совершенно незаменимый человек, — выпалила Лина первое, что пришло в голову.
— Какой лагерь, какие дети, я ничего не знаю? — удивилась женщина. — Да и музыкального слуха у нее нет. Впрочем, Сима не посвящает меня в свои планы. Говорит, мол, уже два года она совершеннолетняя и сама за себя отвечает. Сообщила только, что уезжает на несколько дней за город.
— А разве вы с ней не на связи? — удивилась Лина. — Сима ни на минуту не расстается с мобильником.
— Да что вы! — горько усмехнулась женщина. — Какая там связь. Дочка сообщает мне только самое необходимое. Говорит, чтобы деньги на телефон не тратить. Да и мне она по этой же причине запрещает звонить. Ну, тут она права. Честно говоря, в средствах мы с Симочкой ограничены. Да что мы с вами в прихожей стоим, — спохватилась женщина, — проходите, пожалуйста, давайте я вам нашу квартиру покажу.
— Это комната Серафимы? — осторожно поинтересовалась гостья, исподволь оглядывая чистенькое бедное жилище. Ни современной техники, ни красивых безделушек, ни модных CD и DVD-дисков… Ничего из того, чем обычно забиты комнаты молоденьких девушек. Обстановка почти спартанская.
— Здесь обитаем мы с Симой, — вздохнула женщина и пояснила: — За стенкой наша старенькая бабушка лежит. Вот так и живем. Я вырастила дочь одна, всю жизнь приходилось во всем себя, да и ее ограничивать.
— Вы разошлись с мужем? — с сочувствием спросила Лина.
— Никогда не была замужем, — спокойно сказала женщина. — Я мать-одиночка. Это мой сознательный выбор.
Она гордо и прямо взглянула Лине в глаза. Лина узнала этот стальной взгляд — взгляд Серафимы. И поняла, что эта женщина не из тех, кто станет откровенничать с первой встречной. Так что про отца Симы она в этом доме вряд ли что-то узнает…
Поблагодарив женщину, Лина направилась к выходу. Внезапно ее взгляд упал на маленькую фотографию на тумбочке. Гостья вздрогнула. С фотографии на нее смотрел молодой и красивый Викентий Модестович.
Катерина шла по бульвару Капуцинок и ворчала про себя:
«Продлевать тур? Как бы не так! Променять родную дачу, где сейчас, похоже, происходит самое интересное, на многолюдный, суетливый, а главное, уже изрядно поднадоевший Париж! Да они меня плохо знают! Ничего — еще узнают.
Прилечу в Москву и — сразу в родные края, на природу. Поживу инкогнито у подружки в соседнем поселке. Оттуда постепенно разведаю, что и как. Пускай мама думает, что я в безопасности. Если ей так спокойнее.
Так, что там у нас сегодня по плану? Экскурсия в Нормандию. Более чем достаточно. А потом — домой! Четыре дня — вполне достаточно. Правда, с любовью, как всегда, облом. Придется придумать специально для мамы какую-нибудь романтическую историю».
И Катерина поспешила к автобусу, увозившему туристов в Нормандию.
Оказалось, что съездить из Парижа на побережье Ла-Манша дело недолгое — все равно что добраться из Москвы до дачи где-нибудь под Волоколамском. Гидом оказался франтоватый француз, одетый во все черное, с гладко выбритым породистым черепом. Француза звали Морис. Он старался рассказать русским туристам как можно больше о своей стране. Правда, точка зрения на французскую историю и экономику у него была, мягко говоря, своеобразная. Все исторические эпизоды в изложении месье сводились к одному: француженки — самые коварные и хитрые существа на свете. Женщины слушали гида с интересом, словно он пересказывал длиннющий сериал, а мужчины потихоньку начали роптать. Мол, не затем они уплатили неслабые денежки за экскурсию, чтобы им втюхивали три часа про личную жизнь этого типа. Однако Морис не сдавался. Видно, здорово накипело. В рамках рассказа о судебной системе Франции он поведал, что оставленных мужей здесь обирают до нитки. Вот и коварная жена Мориса выпихнула его на парижские бульвары чуть ли не в исподнем. Даже постельное белье и посуду не позволила забрать… На этом его личная история не закончилась. Рассказывая про Ла-Манш, к берегам которого они неотвратимо направлялись, Морис плавно перешел к английским мореплавателям. И тут — вновь виртуозно свернул на свою бывшую жену. Оказалось, коварная мадам привезла себе из-за моря смазливого филиппинского юношу. Поначалу робкий и тихий, словно олененок, заморский бойфренд быстро освоился в доме Мориса, а там и на свою благодетельницу начал потихоньку покрикивать. Причем мадам, жестокая и требовательная к своему благоверному, то бишь Морису, теперь прислуживала юго-восточному гастарбайтеру, словно рабыня султану. Видно, в искусстве любви у парня были такие исключительные способности, что ему не требовалось, как Морису, получать два высших образования, дабы угодить женщине. Вскоре шоколадного мачо выперли из официантов за патологическую лень. Тогда тот потребовал у оторопевшего Мориса, чтобы бывший муж его любовницы выплачивал ему алименты. Иначе, мол, это будет попахивать неполиткорректной эксплуатацией человека с другим цветом кожи. Ну, тут терпению Мориса пришел конец, и месье, утратив всякую политкорректность, от души заехал сопернику по смазливой физиономии. Удовольствие, которое он от этого получил, с лихвой окупило и солидный штраф, который потом пришлось заплатить, и скандал с бывшей супругой.
