— Потому что его жизнь никак не менялась с годами. — Он достал из кармана сигареты, но закуривать не стал, тихонько положил пачку на стол рядом с собой. Бабушка покосилась на пачку. — А это самое привидение, которое его пугало, появилось совсем недавно, три или четыре дня назад. Незадолго до этого что-то должно было произойти. Что-то такое, что вызвало появление этого призрака, так сказать.
— Ну, мы вряд ли сейчас сможем это установить, — заметила Анфиса. — Мы его совсем не знали.
— Пионеры к нему ходили, — вставила Клавдия и деликатно высморкалась в свой грандиозный платок, — он их учил, что ли! Я сколько раз видала — идут!..
— Какие сейчас пионеры, Клава?!
— Да откуда мне знать?! Ребята какие-то из Аксакова! Идут себе и идут. Прошлой, осенью меня увидели и давай кричать, — а я яблоки только собрала! — бабка, мол, угости яблочком! Ну, я и дала. А что, думаю, не дать? Не дам, думаю, так они еще, черти, сами за ними полезут! Ну, они набрали яблок в эти рюкзаки свои страшенные и дальше пошли. К нему, видно.
— Юра, — распорядилась Анфиса, — нужно выяснить, какие именно пионеры приходили к Петру Мартыновичу и зачем! Наверное, для этого вам придется съездить в школу.
Юра кивнул, как бы признавая за ней право распоряжаться.
— А дверь? — задумчиво спросила Марфа Васильевна сама у себя. — Дверь почему были открыта? Кого он мог впустить и когда? И почему на ночь глядя? Или он впустил днем?
— Нет, не получается, — тоже задумчиво сказал Юра, — если днем, то как он оказался в постели? Да еще в пижаме?! Вряд ли он пустил кого-то на ночлег. Как правило, у него никого никогда не бывало, если мы не ошибаемся. Если он, допустим, встал и открыл дверь, то вряд ли его удалось бы так просто задушить. Если человек не спит, он должен сопротивляться, когда его душат, правильно я понимаю?
— Ну, если только он не мечтает, чтобы его задушили, — невозмутимо заявила Марфа Васильевна. — Клавдия Фемистоклюсовна, поставили бы вы чаю, право слово! Самовар совсем холодный!
— Конечно, поставлю. Господи, и печенье! Я же печенье испекла! Что ж вы молчите, Марфа Васильевна, если вы этим печеньем всю плешь мне проели, когда я пекла-то! Вредно для фигуры, потолстеем! Подождите, подождите, ребята, не пейте холодный и без печенья!..
Она подхватила самовар и, громко топая, умчалась на кухню.
Бабушка вытащила из портсигара следующую сигарету.
Анфиса соображала.
— Юра, а во сколько вы вчера выпустили Грега?
Грег — московская сторожевая со слоновьими лапами и медвежьей башкой — содержался в вольере на той стороне сада, которая была обращена к реке. Выпускать его днем было опасно и незачем, потому что, при всем своем дивном добродушии и повышенной пушистости, он готов был кого угодно на участок пустить, но уж точно никого не выпускал, пока Юра ему не приказывал выпустить.
Однажды, вернувшись из Москвы, он застал на усадьбе небольшую обезумевшую толпу совершенно разных людей. Возглавлял ее Иван Иванович Калитин, заскочивший на полчаса и застрявший до позднего вечера. Почтальонша Курочкина, принесшая с почты кипу журналов, подозрительный тип в холщовых брючках, который притащился вместе с почтальоншей и был пущен на участок по недосмотру Клавдии Фемистоклюсовны. Тип утверждал, что он агитатор кандидата в депутаты Елкина. И непосредственно сам кандидат Елкин, который родства с подозрительным типом не признавал, а к бабушке заехал с нижайшей просьбой выступить перед ветеранами в его пользу. При этой охрана кандидата маялась снаружи и изнемогала от бессилия. Они то пытались подозвать невозмутимого Грега к забору — а он не шел, конечно, — то заглядывали в щели, которых не было, а один даже пистолет достал — как видно, в ажитации находился.
Юра попросил Грега всех выпустить, и они моментально выскочили и рассеялись по полю и по своим машинам, у кого они были.
У бабушки «от толпы» под вечер сделались мигрень и слабость, даже могучая но-шпа помогла не сразу, и с тех пор Юра выпускал собаку, только когда твердо знал, что никто уже не нагрянет, зато сам он точно остается на участке.
— Как всегда. После часа, наверное. Я вышел покурить и выпустил его.
— А Петр Мартынович когда умер? Никто не говорил, врачи или милиция?
— Говорили, конечно. Часов около трех утра.
— То есть Грег уже был спущен.
— Конечно. А какое это имеет значение?
С точки зрения Анфисы это имело очень большое значение.
Значит, так. Капли воска на руке покойного соседа, в доме никаких свечей, и свет вчера не отключали.
Собаку выпустили около часа, а убийство произошло в районе трех. Дверь оказалась открытой, и никаких следов взлома или борьбы.
Убийца был или свой в доску, да еще такой, которого напуганный старик легко оставил ночевать, или у преступника были ключи.
Или — третий вариант, самый невероятный! — он вошел не в дверь.
Он вошел не в дверь, зато именно в дверь вышел.
— Бабушка, — сказала Анфиса, — мне нужно туда сходить. К Петру Мартыновичу. Завтра будет уже поздно, потому что могут нагрянуть какие-нибудь родственники, а мне надо все осмотреть до них.
— Дорогая моя, это ужасные глупости.
— Это не глупости. Нужно действовать по горячим следам.
— Нужно в милицию звонить! — крякнула из кухни Клавдия. — А не таскаться по чужим домам, приключений искать!
— Юра, мы можем туда сходить? Только прямо сейчас. Не завтра?
— Конечно, почему нет? Там, правда, все заперто, но я думаю, что мы сумеем это обойти.
Если он сумеет обойти запертые двери сейчас, стремительно подумала Анфиса, почему он не мог обойти их вчера ночью? Или позавчера, когда по дому Петра Мартыновича разгуливало привидение?
Может, сосед был подпольный миллионер Корейко, а Юра Латышев — его законный сын?!
— Юра, что за глупости?! Куда вы ее тащите?! Марфа Васильна, ну скажите вы им! Глупости какие!
— Анфиса, Клавдия Фемистоклюсовна совершенно права.
— Бабушка, — прикрикнула Анфиса, — если нам не удастся ничего выяснить, тебе придется уехать в город, поняла? Я от тебя не отстану, ты меня знаешь!
— Тогда расскажи мне, что ты придумала.
— Я пока ничего не придумала, мне надо все проверить.
— Юра, вы уверены, что это не опасно?
— Да что такое вы выдумали, Марфа Васильна?! Куда вы ее провожаете, а? Я ни за что не пущу, на пороге лягу и не пущу, пусть силой меня оттаскивают, пусть мне хуже будет…
— Клавдия Фемистоклюсовна, успокойтесь. Что еще за симфонии, право слово!..
— Да потому что ребенка хотите угробить, вот и симфонии!
— Клавдия Фемистоклюсовна, не волнуйтесь, — вмешался Юра, — сегодня там не опасней, чем у вас на участке. Я говорю совершенно точно.
