Соне было плевать! Из аэропорта она прямиком отправилась в клинику.
Отец лежал в стационаре. Угроза уже миновала, но вернуться к нормальному образу жизни ему предстояло не скоро. Перелом рёбер, разрыв селезенки, вывих правой ноги — подобные травмы не проходят бесследно. Но он был жив! И этот факт, перекрывая собой все остальные эмоции, пульсировал в сердце, как самая добрая весть.
За дверью палаты под номером десять ругались. И звук голосов был слышен уже в коридоре. Просторный и залитый светом искусственных ламп, он походил на туннель. Вдоль крашеных стен стояли стандартные стулья. В углу ожидая лежачих больных, приютилась кушетка. И чем-то печально-знакомым пахнуло от этой больничной стерильности.
Соня одернула рукава своей вязаной кофты. И вошла.
В комнате пахло едой и лекарствами. Палата больницы, как номер в отеле, была снабжена телевизором. Здесь было уютно, и даже окно закрывали не однотонные жалюзи, а по-домашнему теплые шторы. На маленькой тумбе стояла тарелка с заветренной кашей. Отец ненавидел овсянку.
Сам он лежал на постели, обмякший и бледный. Её красивый и сильный отец! Казалось, что от него оставили половину. Широкую грудь пересекала тугая повязка. Плечо упаковано в гипс, а рука, как будто «довесок», примотана к телу.
— Папочка! — Соня метнулась к нему, замерла на мгновение и, боясь сделать больно, прислонилась к груди.
— Осторожно! — возмущенно воскликнула мама.
Но она, невзирая на возглас, продолжала его обнимать. Лишь теперь до конца ощутив эту тонкую грань между жизнью и смертью.
— Кнопка, ну не реви! Я ведь жив и почти что здоров, — уцелевшей рукой он погладил её по щеке.
Мать взорвалась сию же секунду:
— Твой отец чеканулся! — доложилась она. — Он купил себе байк! Представляешь?
В удивлении Соня отпрянула:
— Что? Серьезно? — она посмотрела на папу.
— Имею право! — словно мальчишка, нахохлился он.
Мама всплеснула руками:
— И что? Ты доволен? Хорошо, что хоть шлем одел! Байкер недоделанный!
Отец изменился в лице:
— Эй, следи за словами! — вспылил он, давая понять, кто в доме «хозяин».
Но мать не осталась «в долгу»:
— Сам ты эй! — прокричала она.
— Твое счастье, что я не могу встать с кушетки! — он схватил прикроватный костыль.
— Вот и лежи теперь! — подытожила мама. Она взбила укладку, идеальную даже в такой обстановке.
«Наконец-то я дома», — подумала Соня, с упоением слушая их перебранку.
Соня сидела на краешке больничной постели, доедая молочную кашу. Та оказалась вполне себе вкусной!
— А что на обед? — спросила она.
Папа смешно оттопырил губу:
— Наверное, борщ.
Соня скривилась:
— Терпеть не могу!
Она соскребла остатки со дна.
— Как там теть Нина? — папа откинулся на подушки. По всей видимости, запас его сил истощился.
— Замуж собирается, — усмехнулась Соня.
— Бедняга! — посочувствовал он, имея в виду жениха.
За окном начиналась весна. Обнажая уродство полинявшей за долгую зиму природы. Вместе с ней обнажалась душа! За каких-то полгода повзрослевшая сразу на несколько лет.
Соня убрала тарелку с колен.
— Ты прости меня, пап, — эти слова прозвучали так тихо. Но он их услышал.
— Это ты меня прости! Я думал, что сумею тебя уберечь от всего. Не сумел…
Он бегло скользнул взглядом по обнажившемуся запястью. Соня не вовремя спохватилась, пряча ладони между колен. Отец обвинял себя в том, что она оказалась на грани. Не Никиту. Себя! А теперь, «наказав», успокоился.
Соня шмыгнула носом:
— Ты сначала себя сбереги.
Он хотел рассмешить её. Но в пропитанных гипсом бинтах, пантомима вышла печальной.
— Так, хватит ныть! — скомандовал папа и хлопнул себя по колену. Он кивком указал в сторону раковины. — Приведи себя в божеский вид! И принеси мне, в конце концов, кофе.
Соня послушно умылась. Из отражения в маленьком зеркале с укором глядели большие глаза. Как две черных дыры, со следами бессонной ночи.
Уже на пороге она обернулась. Отец деловито уткнулся в планшет. На носу, как всегда, болтались очки, а на шее, держась за веревочки, висели другие.
— Пап, — позвала она.
— М? — промычал он в ответ.
— Я люблю тебя!
Он оставил в покое свой гаджет. Посмотрел на неё. И без слов стало ясно, что это взаимно…
Кофейный автомат, заманчиво подмигивал, предлагая «настоящий кофе».
«Ну-ну», — подумала Соня, и сунула в прорезь банкноту. Фыркнув, гигантская кофемашина выплюнула бумажку обратно. Соня выругалась, распрямила деньгу, и вставила снова. Однако не прошло и секунды, как несговорчивый робот отдал ей пожеванный стольник.
— Помочь? — прозвучал мужской голос.
Соня молча сглотнула. От лица отхлынула кровь.
Мужчина, стоявший по правую руку, был очень высоким. Простая одежда, пальто нараспашку и джинсы, сидели на нём, как элитный костюм. На лице отпечатался след, темнеющий контур. Как фантом… от когда-то густой бороды.
Если в новом обличии он пытался остаться неузнанным, то напрасно! Ведь даже не голос, затерянный в подсознании. Не сила его притяжения, возникшая в ту же секунду. Не память ожившего сердца! А что-то другое… Разрядом в две сотни убийственных вольт прокатилось по телу.
Он вытащил из кармана банкноту и привычным жестом вставил в «пасть железному зверю». Тот, не мешкая, проглотил.
— Какой кофе предпочитает барышня?
Он смотрел на неё, а у Сони не хватало сил даже ответить. Нестерпимая боль! Этот дремлющий монстр, вдруг проснулся и встал между ними.
— Горячий и сладкий, — прошептала она, с трудом узнавая свой собственный голос.
Сколько раз она представляла себе эту встречу. Где истомленные долгой разлукой, они целовались. Но сейчас он стоял так мучительно близко. И не смел прикоснуться её. Только взглядом! От которого больно щемило в груди.
Прошло несколько долгих секунд, пока автомат, монотонно гудя, приготовил им первую порцию кофе.
— Я говорил с врачом, — произнес Никита. Он достал из окошка бумажный стаканчик. Протянул его Соне. — Прогнозы хорошие! В санатории отлежится, и будет как новенький.
Она кивнула, избегая смотреть на него. Никита молчал, а сознание рвало на части! Будто каждый порывистый вздох стоил тысячи слов. Чего было больше в этом моменте. Радости, или грусти? Надежды, или раскаяния?
Аппарат заработал опять. Он достал свой напиток, глотнул. Мимо, в белом халате, прошла медсестра. Она бегло взглянула на двух озабоченных чем-то людей. Подобное в стенах больницы — не ново! Здесь радость случается редко.
— Я бросил курить, — поделился Никита.
Он стыдливо прикрыл подбородок ладонью. Ведь теперь, без привычной «брони», все эмоции были наружу.
— Поздравляю! — ответила Соня.
— А еще…, — он поймал её взгляд, и в разрезе измученных глаз промелькнула мольба. — Я поставил большую ванну. У окна, рядом с розой! Чтобы ты в ней лежала, и смотрела на город.
Она зажмурилась.
