Я повернулся к брату. Он по-прежнему внимал голосу из динамика. Глаза прикрыты, ладонь лежит на лбу под чёлкой. Эта поза означала только одно – собеседник его утомил. За эти пару дней передышки, пока я приходил в себя после простуды и первого кувырка во времени, Билл никуда не отлучался, и мне представился шанс понаблюдать за его мимикой и набором жестов, постараться запомнить их значения. Любой реакции предшествует внешний сигнал, который может рассказать о многом: предупредить об опасности, выдать ложь, смущение, возбуждение. При желании и небольшом усердии, людей можно было бы читать как открытую книгу, только мало кто об этом задумывался. Но мне пришлось освоить основу, изучить самые элементарные эмоции, возникающие на лице брата в разных ситуациях, полагаясь лишь на свои скудные знания. Чтобы не показаться подозрительным, я спрашивал его о прошлом, обходя стороной наше детство, опасаясь, что он захлопнет и без того открытую лишь на несколько сантиметров дверь откровенности и прищемит мне пальцы. Билл стал объектом моего пристального наблюдения, и мне удалось выяснить самое главное. Когда он после моего очередного вопроса старается что-то вспомнить, его взгляд, всего миг назад прямой и осмысленный, превращается в расфокусированный. Он смотрит не на меня, а сквозь, глаза поднимаются вверх, вправо, и замирают прежде, чем снова озариться сознанием. В этот самый момент в моём распоряжении лишь пара секунд, чтобы дать отмашку высшим силам. Ведь у меня нет права на ошибку. Так я и тренировался, раз за разом мысленно моделируя ситуации, молясь, чтобы на практике всё получилось.
Рассказ про мамин кабинет с тех самых пор не давал мне покоя. Там, на поляне, Билл хотел рассказать, что он там нашёл. Хотел, но передумал. Может, он решил, что это не моего ума дело, что я не поверю ему. Или просто чего-то испугался. Но одно я знал наверняка – что-то в этом кабинете взбудоражило моего брата так сильно, что на какое-то время он даже перестал владеть собой. И мне предстояло выяснить причину. Других зацепок всё равно пока не было. Поначалу я обрадовался, что не придётся снова расспрашивать Билла о детстве, разумно, как мне на тот момент показалось, решив, что комната, служившая маме рабочим кабинетом, никуда не денется, а значит попасть туда можно в любой другой год. Но всё моё ликование улетучилось, когда до меня дошло, что той вещи, которую нашёл брат, может не оказаться ни до, ни после. Что, если я промахнусь? Всё будет напрасно, а этого я допустить никак не могу. Следовательно, мне нужно снова вернуться в те дни и поработать, как опытной собаке-ищейке, обшарив каждый сантиметр материнского кабинета.
Я подавился воздухом и рефлекторно дёрнулся, долбанувшись коленкой о спинку переднего сиденья. Из глаз посыпались искры от жёсткой хватки брата на моём бедре рядом с ширинкой. Натурально офигев от такой бесцеремонности, я уставился на него со всем возмущением, на которое только был способен. Билл ржал как конь. Он ослабил хватку и уткнулся лбом в моё плечо, гадко хихикая, как нашкодивший ребёнок. Взглядом закатав его катком в асфальт, я снова отвернулся к окну. Билл набирал обороты. Переместил ладонь мне на грудь, расстегнул верхние пуговицы куртки и нагло забрался внутрь. Дыхание опалило шею.
- Не здесь же, - прозвучало грубее, чем я рассчитывал, что не скрылось от внимания брата. Такие выходки он никогда не спускал мне с рук. Тонкие костлявые пальцы сомкнулись на моём подбородке, вынудив разжать губы. Тут можно было предположить два варианта: либо поцелует, либо вмажет. С него станется. Но, к моему великому удивлению, ни того, ни другого не последовало. Он просто разъедал меня взглядом, великодушно предоставив время на осознание моей ошибки. Я прикинулся статуей, не в силах отвести от него глаз. Беспокоился я не столько о себе, сколько о том, что могут подумать люди, если они сейчас станут невольными свидетелями этой мизансцены. Надо было спасать положение.
- До дома потерпишь? - примирительно прошептал я.
Брат недоверчиво прищурился. Но все же отпустил меня, наверняка решив, что в моем вопросе действительно присутствует доля здравого смысла.
Как я и боялся, нас засекли. Сухой сгорбившийся старичок, лет этак за «столько не живут», с укором взирал на нас с переднего сиденья и неодобрительно качал головой. И чего ему в окошко не смотрелось? Я только и успел, что вцепиться брату в рукав пальто, когда он начал медленно наклоняться вперёд. Не обращая внимания на мои тихие оклики и постоянные дёрганья, он облокотился на спинку свободного кресла перед ним и только тогда поднял на мужчину глаза. Сложно представить, что конкретно тот увидел в них, но судя по его лицу, с которого тотчас сошли все краски, Билл был весьма красноречив.
- Проблемы, дедуля? - нарочно приторно поинтересовался брат и скривил губы в демонической улыбке. Старик поспешно отвернулся. Правильное решение.
- Кто звонил? - хотелось отвлечь брата, пока он окончательно не завёлся. Тот окинул меня насмешливым, но беззлобным взглядом. Кажется, раскусил мой нехитрый план. Но всё-таки лениво поддался.
- Помнишь, я рассказывал про одного из нас? Который решил соскочить, наивно полагая, что он сможет выйти сухим из воды?
Я медленно кивнул, почувствовав, как от затылка по спине пробежал неприятный холодок.
- Да.
- Всё, финита ля комедия. Этот прохвост оказался хитрее, чем мы предполагали. Он попытался выехать за пределы страны раньше намеченной даты. Видимо, догадывался, что мы пронюхали его планы, и решил подстраховаться. Надеялся, что его не засекут. Кретин, – тихо добавил Билл и ненадолго замолк. Что-то странное и неуловимое прозвучало в его голосе. Если бы я не знал брата, не знал, что всё светлые и добрые чувства, существующие в этом мире ему чужды, то подумал бы, что он сожалеет. Какая нелепость.
- Его убили? - сначала сказал, а потом подумал. Брат проигнорировал мой наиглупейший вопрос.
- Они справились без меня.
- Сколько ему было?
- Достаточно, чтобы не совершать таких опрометчивых поступков.
- Семья?
Билл внимательно взглянул на меня.
- Нет.
Ложь, произнесенная лишь для того, чтобы я прекратил донимать его расспросами. Да и вряд ли он рассчитывал на то, что я поверю. Что стало с родными того человека? Сбежали вместе с ним? Или же он не захотел подвергать их смертельной опасности, решив просто исчезнуть из их жизней? А что, если нет? Что, если все они были там, с ним, напуганные, не понимающие, что происходит? Разделались с ними так же беспощадно или не тронули? Они ведь ни в чём не виноваты и не должны расплачиваться за грехи других. От всех этих мыслей на душе стало гадко. Я неопределённо мотнул головой, отгоняя мельтешащие перед глазами кровавые иллюстрации.
- На твоём месте, я бы лучше о себе беспокоился, - безошибочно истолковал моё состояние брат. Раньше он приказывал мне, что делать, а теперь ещё и о чём думать? Блеск.
- Я не железный дровосек, у меня есть сердце.
А вот этого я никак не ожидал. Сначала Билл удивлённо вскинул брови, сжав губы, а затем взорвался громким хохотом, переполошив пассажиров, которые к этому времени уже успели понять, что долго на нас внимание лучше не задерживать.
