– Я ее почти не слушаю, – пробормотала Марина. – Если ее слушать, с ума можно сойти.
– Зря вы не занимаетесь физкультурой, – назидательно сказала Юля, – особенно если у вас болит нога. Когда начнется артрит, будет уже поздно.
– У меня нога болит не из-за артрита! – Марине не понравилось, что Юля навязывает ей такую старушечью болезнь. – Я на лыжах когда-то упала.
– Вы катаетесь?! – возликовала Юля. – Мы каждый год летаем в Хорватию на снег! Там, конечно, не так хорошо, как в Австрии, но все-таки лучше, чем на подмосковных горках. А вы где?
– Нигде. В деревне Гжель. Знаете такую? Замечательное место. Сначала на электричке, потом на автобусе немножко и в лес. Только обязательно термос надо с собой брать, потому что замерзаешь, когда долго ходишь.
– А-а, – растерянно протянула Юля, – а я почему-то думала, что вы на горных…
– Я так и поняла.
Некоторое время они шли молча.
– Вы не знаете, отчего Галя так сильно плакала? – вдруг спросила Марина.
– Когда?
– Ну вот… перед самым происшествием. Мы ее встретили, у нее все лицо было залито слезами, и даже помада размазалась. Вы… не знаете?
– Нет. А вы?
– Я с ней не разговаривала после того, как Вадим… упал. Я ее даже не видела. Я думаю, что она ни с кем не разговаривала.
– Вы думаете, у нее было предчувствие?
– Я не верю ни в какие предчувствия, – сказала Марина с досадой. – Просто она как-то очень плакала, и я даже удивилась, что она так плачет, а Вадим все-таки пошел кататься! Это как-то странно.
– Сережа бы так никогда не поступил, – вставила Юля.
– Мне тоже казалось, что он должен ее утешать. Или они так сильно поссорились, что ли?
– Я ни разу не видела, чтобы они ссорились, – заметила Юля. – По-моему, очень довольные друг другом молодые люди. Он такой типичный отпускной муж. А она такая же типичная… секретарша из офиса. Мне кажется, они их специально нанимают для того, чтобы с ними спать. Как вы думаете?
Марина ни о чем таком никогда не думала. Вообще секретарши ее особенно не интересовали, но зато она своими ушами – как будто можно чужими! – слышала, как Вадим сокрушался, что “жена теперь узнает все”!
– Надо же было, чтобы так не повезло – две смерти подряд! – продолжала Юля, и глаза у нее сузились, как будто она смотрела на солнце. – Мы в отпуске лет семь не были. Поехали, и вот пожалуйста! Весь отпуск испорчен.
– Ну, – сказала Марина сухо, – по сравнению с неприятностями, которые постигли Вадима, испорченный отпуск – это ерунда.
Юля взглянула на нее с изумлением.
– И все-таки почему лошадь его сбросила? – сама у себя спросила Марина. – Ну почему? Или лошадь тоже опасалась, что он пойдет в милицию и что-то такое там расскажет?
– При чем здесь лошадь и милиция?!
Марина сорвала травинку, сунула в рот и тут же выдернула – Федор Тучков все теребил травинки, а она как раз недавно исключила его из своей жизни. Навсегда.
– Вадим сказал за завтраком, что тот.. утопленник на самом деле не сам утонул, а его утопили. Вы не. помните?
– Это ерунда.
– Откуда вы знаете?
– Кому он нужен?!
– А почему он не может быть кому-то нужен?
– Это ерунда, – внушительно повторила Юля. – Чушь. По-моему, утопить человека очень трудно. Гораздо легче застрелить.
– Если есть из чего стрелять, то легче, – согласилась Марина.
– Можно еще зарезать, – продолжала Юля как ни в чем не бывало. – Можно с балкона сбросить. Но топить?! Зачем?!
– Вадим считал, что зачем-то его утопили. Он сказал, что знает точно.
– Господи, ну что он мог знать! – горячо воскликнула Юля, и Марина зорко на нее взглянула. – Откуда?! Они ведь даже знакомы не были!
– Откуда вы знаете?
Юля осеклась и даже несколько секунд молчала, как будто быстро соображая, что бы такое ответить. Марина смотрела все так же внимательно.
– Ничего такого я не знаю, – выдала наконец плохо приготовившаяся Юля. – Я так думаю.
– Вы думаете, что они не были знакомы?
– Смотрите, вон Павел. – Юля показала в глубину романтической еловой аллейки, уходившей вправо. В аллейке была густая тень, и оттуда как будто тянуло запахом мха и грибов, хотя лето выдалось сухое и теплое. Ветхая беседочка виднелась за густыми и тяжелыми лапами – полусгнившая белая решетка, облезлая дранка на крыше, свисающая клоками, иссеченный дождями серый от времени деревянный шарик на макушке – украшение.
Павлик Лазарев заглянул в беседку, потом посмотрел по сторонам и зачем-то полез внутрь.
– Что ему там нужно? – шепотом спросила Марина у своей спутницы. – Зачем он туда полез? Она того и гляди обвалится, эта беседка!
– Не знаю, – тоже почему-то шепотом отвечала Юля. – Давайте?
– Что?
– Посмотрим.
– Как мы посмотрим? – не поняла Марина.
– Ну… подкрадемся и посмотрим, что он там делает.
Они обе смотрели друг на друга и соображали.
– Ну давайте, – решила Марина. – Подкрадемся. Только ползти на животе я не смогу. У меня нога.
– Не надо ползти! Мы просто пройдем несколько раз мимо, как будто мы прогуливаемся.
По этой аллее никто не прогуливался – слишком сумеречно в ней было, темно, даже в разгар дня. Зато иголки так густо устилали старый асфальт, что шагов совсем не было слышно.
– Сначала просто пройдем мимо, – на ухо Марине просвистела Юля, – потом повернем и еще раз пройдем.
– А если он нас заметит?
На это Юля ничего не ответила.
“Вряд ли он немедленно убьет нас обеих, – решила Марина. – Все-таки день, и пристань не так далеко, а там всегда народ. Кроме того, нас двое. Юля быстро бегает. Она быстро побежит и позовет на помощь Федора Тучкова”.
Нет, Федора не позовет, потому что Марина исключила его из своей жизни. Мама права. Такие, как Федор Тучков, вращаются по какой-то другой орбите, лежащей в какой-то другой плоскости, и пересечение их орбит не сулит ничего хорошего и вообще возможно только в случае мировой катастрофы.
Хоть бы один раз с Мариной произошло что-нибудь, отдаленно напоминающее мировую катастрофу!
В беседке разговаривали. Пока слышен был только один голос – мужской, – и то непонятно чей. Юля взяла Марину под локоть сильными, какими-то острыми пальцами и заставила замедлить шаг. Иголки еле слышно поскрипывали под ногами и чуть-чуть скользили.
Марина оглянулась. В аллее они оказались совсем одни. Елочные своды смыкались над головой так плотно, что не было видно неба. Дорожка, с которой они свернули, чтобы “подкрасться” к беседке, казалась очень далекой и очень светлой.
Марине очень захотелось вернуться. Она вернулась бы, если бы не Юля, которая твердо держала ее под локоть. Не Юля и не любопытство, и неизвестно еще, что было сильнее!
