- А... дочь? Она знает?
- Теперь знает. Мальчишка-то, Сашка! А? Мальчишка.— вылитый я! - с гордостью сказал Герман. - Представляешь? Пятьдесят пять сантиметров! Четыре килограмма весит! Великан!
Волосики на голове черные, а ручки махонькие-махонькие... И орет! Голосище - во!
- Ты тогда от Веры ко мне пришел? С бутылкой-то?
- От кого же? - Горанин тяжело вздохнул: -Не хорошо получается, У меня котедж двухэтажный, а они в двухкомнатной квартирке втроем. При матери Светланке легче с новорожденным, но муж-то у своих живет. Нехорошо. Что мне делать?
- Не знаю, — честно сказал Завьялов. — Делать надо было раньше. А ты и Вере жизнь сломал, и Веронике голову морочишь.
- Сломал? - удивился Герман. - Не-е-ет... Это ты врешь... Она счастлива. Думаешь, она не пыталась со всем этим покончить? Чуть за гаишника замуж не выскочила. За того начальника, у которого машину... - Герман запнулся. Потом все-таки договорил:
- Какой скандал он устроил у меня в кабинете! Это, мол, ты! Назло! Из-за бабы! Вера-то проговорилась. В постели чего не скажешь. Не любила его, хотела чтобы я почувствовал себя свободным. Пойми этих женщин, а? Я, мол, замуж выйду, хорошо устроюсь, и ты женись. Тоже с выгодой. А я как подумаю, что она мне изменила... - Герман скрипнул зубами. - Что мне оставалось? Пообещал этому гаишнику провести расследование.
- И это на Павла повесишь?
- Сашка, ну что ты заладил? О живых надо думать!
- А он что, уже мертвый?
- Нет: Жив пока. - Герман надолго замолчал. - Значит, Ника догадывается? Может, это и к лучшему. Пора все расставить по местам.
Александр внимательно посмотрел на него:
- Знаешь, добиваться своей цели - это у нее от матери. Хорошая, милая девушка, но с характером. Она тебя не отпустит.
- Почему? - удивился Горанин.
- Потому что любит.
- Гера, это что?
На пороге кухни появилась Евдокия Германовна. Лицо у нее было растерянное. В руках она держала какую-то тряпку. Приглядевшись, Завьялов определил: ткань серая, плотная, в мелкий рубчик.
- В столовой разбиралась и нашла. Гера, как же это? Хороший костюм! Почти новый! И глянь, как перепачкан!
Евдокия Германовна развернула пиджак, показав испачканные полы и рукава. Завьялов побледнел. Это был тот самый костюм. И следы на полах - засохшие бурые пятна. Кровь! Костюм Германа, про который тот сказал: «В Чистке». Закружилась голова. Как же это? Зачем? Он растерянно посмотрел на Германа.
- Мама, где?.. - тихо спросил тот. - Где ты это нашла?
- Да в столовой, Герочка! В серванте, где посуда. Какой же ты, сынок, бесхозяйственный! Грязную вещь сунуть к посуде, из которой люди едят... - покачала головой мать.
- Саша, ты не так все понял, - поспешно сказал Герман, увидев, что Завьялов поднимается из-за стола.
- Да так! Так!
- Сашка, стой! - Герман схватил его за рукав.
- Не смей! — Александр резко вырвал руку. Ну зачем все случилось так? Вот ведь внук
родился! Назвали Германом! Счастье у человека! И в этот момент на свет божий извлечена окровавленная тряпка!
Евдокия Германовна удивленно на них смотрела. Не мог он при ней сказать, что ее сын, ненаглядный Герман, свет в окошке - убийца. Самое лучшее сейчас - уйти. Убежать. И он кинулся к двери. Евдокия Германовна охнула и испуганно попятилась.
- Сашенька, погоди, — крикнула она, — я гостинцев тебе дам! Куда ж ты? Гера, что ж это?
- Зява, погоди!
- Убирайся к черту! - резко развернулся Завьялов. - Ты! Со своими детьми! Со своими проблемами! Для того, чтобы у меня не было детей, ты все сделал! Ненавижу!
- Да ты сам все сделал! - вырвалось у Горанина.
- За что?! - в отчаянии, будто не слыша его, воскликнул Завьялов.
- Саша! Гера! Да что же это вы затеяли?! Евдокия Германовна в ужасе замерла, глядя
на давно уже выросших детей, которых, как тогда, когда они еще были маленькими, не могла растащить по углам и отшлепать. Она только испуганно прижимала к себе перепачканный засохшей кровью костюм.
- Ненавижу! - отчетливо повторил Завьялов.
- Да и черт с тобой! - разозлился вдруг Герман. - Беги! Ты и так у меня с апреля месяца камнем на шее! Беги, звони по всему городу! Я для тебя же!.. А ты...
Александр вылетел на крыльцо, громко хлопнув дверью. Под вечер ударил мороз, и ноги на быстро образовавшейся ледяной корке разъезжались. Он поскользнулся, упал, больно ударившись коленом. Выругался, но боль отрезвила. Быстро шел по улице, уговаривая себя: «Успокойся, Завьялов, успокойся. Костюм - это еще не доказательство. Одного костюма мало. Ты ж бывший опер! Ты должен знать, что бывают совпадения. Но как?! Каким образом окровавленный костюм попал в дом Германа?!»
«Я помочь тебе хотел...» Вспомнил вдруг про рисунок. Герман - сумасшедший! Сам признался, что разбитая машина принадлежит сопернику. Ревновал любимую женщину. И чувствовал свою безнаказанность. Он, следователь прокуратуры. Все сходится. И ломик. Тот самый...
Александр шел, не замечая, что давно уже миновал дом, в котором живет, и теперь направляется к Пятачку. Думать на ходу было легче. Если бы остановился, мысли придавили бы, словно тяжелый груз. И, уже не подняться. Так и шел, пока его не окликнули:
- Александр Александрович!
- А? Что?
Опомнился: вечер, начало десятого, он стоит на Пятачке. Вокруг молодежь, шум, суета, пья-^ ная ругань. На освещенной автобусной остановке увидел смущенную рыжеволосую девушку. Роза. В новенькой модной курточке из искусственного меха, опушка под цвет волос - рыжая. Похорошевшая, румяная. Под руку с молодым человеком. Пригляделся: высокий, крепкий парень, широк в плечах, над губой темные усики. Для солидности, что ли?
- Вот. Леша приехал. - Роза кокетливо поправила меховой воротник.
- Здравствуйте, - протянул ему парень руку. Пожав ее, Завьялов, поинтересовался:
- Насовсем или как?
- Да вот, приехал уговаривать, чтоб со мной в Москву, - застеснялся тот. - На стройке работаю, платят неплохо. Бригада у нас хорошая подобралась. Когда гуртом, не обижают. А Москва сейчас строится.
- Леша, тебе ж в армию весной! - сказала Роза.
- А мы ребеночка родим. С твоим Илюшкой получается двое. И никуда меня не заберут.
- Да ну тебя! Он шутит! - счастливо рассмеялась молодая женщина. И напомнила: — Вы ведь его искали, Александр Александрович!
- Да теперь это уже не актуально, - отмахнулся Завьялов.
- Я могу пойти в прокуратуру, - твердо сказал Алексей. - Лишь бы Розу не трогали. Хотя мы ничего не слышали. Кроме того разговора по телефону. Но кто звонил, не знаем. Может, по делу? Она обращалась к нему на «вы».
