— Потрясение, которое испытал, когда понял, что произошло, оказалось столь сильным, что в моей голове что-то переключилось. Иными словами, я прозрел. Стал таким, каким был до встречи с тобой и с … учёными. Че-ло-ве-ком, а не запрограммированным полуроботом!
Ты не поверишь, но лучше бы, возможно, этого не произошло. Когда я увидел Ирену без купидоновского «грима» на собственных мозгах, то буквально ошалел. Нет, я не смею сказать о ней ни единого дурного слова! Она ни в чем не повинна. Более того, мне жалко бедняжку, я искренне ей сочувствую! Готов пожертвовать многим, лишь бы быть полезным в дальнейшем. Но оставаться мужем, ласкать такое страшилище?! Нет, подобное благородство выше моих сил.
— А может, стерпится — слюбится?
— Оставим эту тему. Меня волнует совершенно иная: как ей об этом сказать? Какую причину развода выдумать? Как она перенесет коварнейший удар судьбы: уход супруга после потери ребенка?
— А я вспомнил, одну, нет, даже две детали. На которые в свое время не обратил внимания.
— Что именно?
— Порядок оплаты труда в «КупиДОНе» предусматривает систему бонусов. И все бы ничего, но, когда клиентом стал ты, премию мне выплатили большую, чем обычно. Я бы, пожалуй, насторожился еще тогда. Если бы кассир, неплохой мой товарищ, не шепнул — и это вторая деталь — на ухо: мол, твоего последнего протеже собираются пригласить на работу. Я еще, помнится, порадовался. Лишняя копейка еще никому карман не оттянула. А собственный бизнес можно прекрасно совмещать с оказанием услуг чужой фирме. Естественно, если второе не вредит первому.
— Какое теперь все это имеет значение?! Я жажду только одного — воздать мерзавцам по заслугам!
И начать хочу с Синклера.
Когда в кармане Клода запищал мобильный телефон, он вздрогнул. Чертовщина какая-то: он же его забыл на «явке»! Наконец врубился: это же его «секретная» трубка, номер которой знало буквально несколько наиболее доверенных лиц! Как он о ней забыл?!
Взглянул на крохотный дисплей. Желания разговаривать с кем бы то ни было отсутствовало. Но Патиссон!? Что верному старику-бессребренику понадобилось? Зная своего зама, не сомневался: произошло что-то из ряда вон.
— Слушаю!
— Добрый день, гозподин Вилкау и извините за безпокойзтво. Вы зейчаз заняты?
— Да! И очень.
— Тогда я буду краток.
— Говорите!
— Не так давно к нам в офиз позтупил очень зтранный, на мой взгляд, звонок. А только что он повторилзя.
— Что еще за звонок? — в голосе Клода прозвучало плохо скрываемое нетерпение.
— Понимаю, вам может показаться, что у зтарика Патиззона не взе в порядке з шариками-роликам, но это, змею ваз заверить, не так.
— Я так не думаю, — пересилил неуместное желание отключиться Клод. — Продолжайте!
— Абонент ни в первый, ни во второй раз предзтавитзя не зоизволил. Объязнил только, что на звязь пыталзя выйти лично з вами. Намекал на какие-то деньги. Зуммы не называл, но «пощипать», как он выразился, зобиралзя озновательно.
— Что за бред?!
— Не знаю. Поэтому и решил звязатьзя з вами. Кстати, мы тут над первым звонком размышляли. И пришли к выводу: уж не попытка ли это шантажа? Больно уж змахивает на оный.
Клод, ошарашенный последними событиями, не обратил внимание на это «мы».
— Кому понадобилось меня шантажировать?!
— Не знаю…
— Нет, это какая-то ошибка! Или, что вероятнее всего, звонивший ошибся номером.
— Подобное объязнение вряд ли подойдет.
— Почему?
— Тот тип прямо зказал, что изначально горел желанием побезедовать именно з вами.
— Он назвал мое имя? Или фамилию?
— Фамилию. Причем перекрученную. А когда я его поправил, заявил, что такая у ваз была… кличка.
— И как она звучала?
— Вилкаутзки.
— Тогда все понятно! Спасибо, господин Патиссон. Я уже знаю, кто звонил. И почему этому типу захотелось меня пощипать.
— В таком злучае, давайте заявим в полицию.
— Не сейчас. У меня нет времени. Я прерываю разговор.
Клод повернулся к Бинго.
— …говорю, может, разумнее всего обратиться в полицию?
— Не зли меня. И бывай!
— Не торопись!
— Почему?
— Я тоже еду! Уж больно не по душе, как мерзавцы с тобой обошлись!
— Право, не стоит! Зачем тебе лишние неприятности?
— А вот мои неприятности пусть тебя не колышут!
— Но мне нужно предварительно заскочить к брату. А это — противоположная намеченному нами курсу сторона.
— А Долк что, тоже обитает в Киншасе?!
— Где же еще? Ты разве не знал?
— Откуда? В первую нашу встречу я спрашивал о нем, но ты не захотел углубляться в эту, как мне показалось, не очень приятную для тебя, тему. Сказал только, что брат как был непутевым, так непутевым и остался.
— Так оно и есть. Но об этом — как-нибудь в другой раз. Жди меня здесь. Заодно пропустишь стаканчик.
— Лучше подожду на улице. Заодно подышу свежим воздухом.
Клод крикнул колдующему над коктейлями Пипо:
— Бывай! Все было отменно! Деньги — на столике.
— Уже уходишь? — разочарованно протянул хозяин. — Так быстро?
— Дела, Пипка, дела!
— Потерпят!
— Увы, неотложные!
Бинго в заведении тоже задержался всего ничего. Едва за посетителем захлопнулась дверь, Пипо, оставив коктейли, необычайно проворно для своей тучной фигуры кинулся в кабинку, где сидели Клод и Бинго. Деньги, небрежно брошенные на стол, его интересовали меньше всего…
Собственно, к брату он мчался по причине, не касающейся его идиотских звонков в «Фетиш». Именно в тот момент, когда Клод разговаривал со стариком, его внезапно осенило. И вследствие кое-что проявилось в мозгу, будто на экране широкоформатного кинематографа. А именно: человек, едва уловимо выворачивающий ногу ходьбе… Сцена, не дающая покоя вот уже много месяцев.
Так вот, впервые он увидел того в усадьбе Долка!
Братья отношения поддерживали весьма сдержанные. Клод на уровне то ли генетическом, то ли интуитивном сторонился живого автопортрета. Непонятный холодок между ними возник еще в юношеском возрасте. Когда у Долка появился бзик под названием «Мне надоело жить».
До Клода дошли слухи, что у единоутробного близнеца завязались малопонятные отношения с колдуном-самозванцем. Тот якобы обещал приобщить Долка к тайнам своего ремесла. И будто бы соискатель места главнокомандующего всей нечисти в результате этого самого «введения» в профессию схлопотал ни много, ни мало — венерическое заболевание.
Сколько в этом было правды, а сколько — вранья, Клод так и не узнал до сих пор. Но предпочитал пересудам не верить.
