что она летит в тартарары. Стыд, унижение, страх слились в ощущение собственного ничтожества. Вероятно, через пару часов она окажется в полицейском участке, а там одному Богу известно, что с ней будет… Она же жила по чужому паспорту!
– Рассказывайте, как вас угораздило выдать себя за другого человека?
Воздух в кабинете, казалось, можно было резать ножом. Маффи говорила, уставившись в одну точку. Она понимала, что о месте декана можно забыть; скорее всего, Хитроу её уволит. Всё, к чему она стремилась, ради чего поступилась принципами, отдавшись директору, летит к чёрту. Как она могла допустить такую оплошность?
С другой стороны, ей и в голову не могло прийти, что с ней может случиться нечто подобное.
– Куда ты, Сайвер? – она нервно постукивала пальцами по столу.
– Разбирайтесь без меня. Она студентка твоего факультета… – Маерс выглядел очень расстроенным. – Извини, нехорошо себя чувствую.
Он мог предвидеть всё, что угодно; аферы с экзаменами очень редко, но встречались, но чтобы вместо одного учился другой по его документам – такое в преподавательской практике декана Артиса случилось впервые. Сайвер понимал, что Маффи ждёт его реакции, но не знал, что говорить и как себя вести. В левом виске болезненно стучало, на руках проступили вены.
– Тебе не интересно послушать, какую басню нам расскажет мисс Миховски? Вернее, Самойлова?..
– Нет, Кэтрин, не интересно. Не хочу ввязываться в эту мутную историю.
– Сайвер… – Маффи очень не хотелось оставаться наедине с Миховски. В мужчине она видела защитника, он мыслил рассудительно и здраво, он всегда знал, как будет лучше. Почему он бросает её в критический момент?
По молящему взгляду Кэтрин Маерс понял, что она в смятении, ей страшно. Смотреть на Миховски ему было противно – обманщица.
– Кэтрин, обсуди всё с мисс, а вечером мы с тобой побеседуем и найдём выход. Мне нехорошо, – это была чистая правда, по-видимому, начался приступ вегето-сосудистой дистонии или резко скакнуло давление.
Он вышел. В ушах звенело, во рту пересохло, перед глазами стояла Надин, которая стаскивала с себя свитер и шептала: «Возьми меня». Она знала, что это конец, она призналась ему в любви от отчаянья – надеялась охмурить и зацепиться в Англии. Мошенница! Как он мог попасться на эту удочку? Как он, старый дурак, мог поверить, что им увлеклась молоденькая девушка, которой он столько раз грубил и бесцеремонно отваживал?..
Голова разболелась ещё сильнее; его знобило. Работать не было сил, но через четверть часа начинались занятия. Он открыл органайзер: по плану «Анна Каренина» – так некстати… Гнетущие мысли постепенно отошли на второй план, Сайвер увлёкся темой:
«Неужели вы не заметили, что главная мысль этого великого произведения, – пересказывал он разговор Анны Ахматовой с Лидией Чуковской, – такова: если женщина разошлась с законным мужем и сошлась с другим мужчиной, она неизбежно становится проституткой. Не спорьте! Именно так! И подумайте только: кого же мусорный старик избрал орудием Бога? Кто же совершает обещанное в эпиграфе отмщение? Высший свет: графиня Лидия Ивановна и шарлатан-проповедник. Ведь именно они доводят Анну до самоубийства».
– Резкие слова, – произнес кто-то из учеников.
– Хлёсткие, я бы сказал, но выслушайте и другое мнение: русская поэтесса Марина Цветаева, в одной из статей [5], напротив, поддержала толстовскую трактовку: «Да, да, девушки, признавайтесь – первые, и потом слушайте отповеди, и потом выходите замуж за почётных раненых, и потом слушайте признания и не снисходите до них – и вы будете в тысячу раз счастливее нашей другой героини, той, у которой от исполнения всех желаний ничего другого не осталось, как лечь на рельсы».
– А сильная половина человечества? – спросил рыжий юноша.
– Тургенев попросту брюзжит по поводу «Анны Карениной». В качестве примера приведу отрывок из его письма Полонскому: «…Всё это кисло, пахнет Москвой, ладаном, старой девой, славянщиной, дворянщиной и так далее..» [6]
– Тоже упреки и критика, – послышалось из аудитории.
– А мы в школе проходили этот роман, правда, я прочитала краткое изложение… – сказала одна из студенток.
– Смело. Я бы не стал обсуждать на лекциях последствия плотской страсти изменившей жены, во-первых; а во-вторых, у подростков пока нет постылых мужей, изменивших жён, хотя не хочу показаться ханжой и утверждать, что проблемы пола для старшеклассников не существует…
– В любом возрасте есть сложности, – возмутились на задних рядах.
– Не спорю, только в другом аспекте: что надеть на свидание, дарить цветы или нет, позвать на прогулку Келли или Лизи? До понимания Долли и того же Каренина школьникам – как минимум двадцать, студентам – чуть меньше лет жить, влюбляться, страдать, разводиться и растить детей; тогда, набравшись жизненного опыта, они прочитают роман другими глазами [7].
– А если не для протокола, – спросил юноша в забавном свитере с оленем, – как вы сами, профессор, относитесь к Карениной?
На факультативе или в личной беседе он высказывался смело, но на общих лекциях Сайвер старался давать нейтральные оценки или опираться на общепринятые авторитетные мнения критиков. Навязывать суждения было не в его стиле. Но сегодня он ответил довольно резко:
– Если не для протокола, то я считаю её дурой. Головой надо пользоваться, не только чтобы в неё есть… Не понимаю, как её терпел Вронский, а перед Карениным преклоняюсь: такую выдержку надо ещё поискать!..
Лекции по любимому роману проходили удивительно плодотворно – Сайвер был в ударе. Но стоило покинуть аудиторию, как его снова накрыла реальность и вернулась головная боль. Видеть Миховски – или как теперь её называть – крайне не хотелось. Да и слушать нытье Маффи настроения не было. Так что он решил прогулять ужин и перекусить вне колледжа.
Он надел пальто, сел в машину и поехал в соседнюю деревушку. Там он время от времени наведывался в местный паб – простые люди с их житейскими историями были бы сейчас как нельзя кстати. В правилах колледжа сказано, что студенты не имеют права покидать его территорию в течение учебной недели. Была среда, Сайвер решил, что оштрафует каждого нарушителя, который ему попадется. Но вместо студентов увидел знакомую красную машину. Маерс остановился и сдал назад. Поравнявшись с «Ровером», он открыл окно:
– Кэт, у тебя… – но он не договорил, заметив, что Маффи вся в слезах. Она уехала из колледжа, чтобы поплакать в одиночестве. Побоялась, что её кто-то услышит.
– Сайвер, ты не должен был видеть меня в таком виде, – она шмыгнула носом.
– Кэтти…
За годы совместной работы они пережили многое, несколько раз он утешал её, но вот до такой степени зареванную Маффи лицезрел впервые.
