— Но солдат для этого и предназначен» чтобы убивать, — мягко возразил ему чей-то незнакомый голос.
— Сражаться, а не убивать бессмысленно всех вокруг. Они становятся неуправляемыми, не выполняют приказы, Антон Барановский был дисциплинированным командиром отделения, а под действием этой чепухи…
— Это не чепуха, а очень эффективное средство — «Берсерк».
— Нет» чепуха. Он не выполнил моего приказа, ввязался в погоню, увеличил потери среди своих солдат, а ведь могли погибнуть все! Этого бы не случилось, если бы не ваш «Берсерк», который лишил его способности здраво рассуждать.
— А с другой стороны, тогда твой взвод уничтожил караван и почти сотню душманов! А этот Барановский со своим отделением атаковал и уничтожил значительно превосходящие их силы душманов. Не обращая внимания на огонь, ранения — а ведь почти все оказались ранеными, кто легко, кто тяжело, — они не остановились, пока не уничтожили всех душманов. Его представить к награде надо было бы, а ты со своим командиром понизил в должности.
— У нас разное понимание победы. Есть Пиррова победа, тогда не важно, какие принесены жертвы, а можно победить с минимальными потерями. Мой взвод потерял шесть человек убитыми и одиннадцать человек ранеными, двое тяжело, практически численность уменьшилась вдвое. Так вот, жизнь погибших нельзя сравнивать с достигнутыми результатами.
— Николай, ты же не пацифист, откуда такие рассуждения? Да, кстати, ты не хотел бы испробовать действие «Берсерка» на себе? А потом поделился бы своими впечатлениями. Одно название чего стоит — «Берсерк», воин-медведь. Неустрашимый скандинавский викинг, который шел в бой без доспехов, не боялся боли, один мог справиться со многими.
— Во-первых, я не подопытный кролик. Во-вторых…
Неожиданно полог палатки откинулся, и перед. Антоном появился один из офицеров-особистов, который допрашивал его накануне.
— Стоять, боец! Что ты здесь делаешь?
— Ничего. Проходил мимо.
— Не ври. Подслушивал?
— Никак нет!
— По глазам вижу, что подслушивал! Заходи! — И он приглашающим жестом откинул полог палатки.
У Антона внутри закипела злость на этого чистенького офицерика из особого отдела, затеявшего тайный эксперимент над ними. Ему вспомнились тяжело раненный Топорков, в полубессознательном состоянии ползущий за убегающими душманами; мертвые тела товарищей, при виде которых казалось, что и после смерти они рвутся в бой; необъяснимый восторг от смерти и вида крови, безумное желание убивать, сеять кругом смерть. Он, не колеблясь, шагнул внутрь палатки. Комвзвода сидел за столом, на котором была разложена закуска и стояла наполовину опустошенная бутылка водки.
— Ты не Барановский, а настоящий баран! Что ты делал возле моей палатки? — грозно спросил комвзвода.
— Гулял, цветочки собирал! — Ярость, ненависть душила Антона, требовала выхода.
Его тело напряглось, как перед броском, он внимательно следил за офицером, но тут ему на плечо легла рука особиста.
— Присаживайся к нашему столу, — добродушно сказал он и придвинул к нему стакан, на четверть наполненный водкой. — Тяжелый был у вас тот день, когда взяли караван.
— Ты что… — раздраженно начал комвзвода, но особист его прервал.
— Тихо, Николай. Я старше тебя по званию и должности, так что не спорь… Смерть всех уравнивает, поэтому предлагаю помянуть ваших ребят, павших в том бою. Они этого стоят! Герои!
Комвзвода тяжело вздохнул и достал еще один стакан, в который «особист» плеснул водки.
— Помянем павших героев стоя. Чеботарева, Лодыженко, Воротникова, Галилулина… — перечислял он павших солдат и закончил свою речь словами: — Пусть земля им будет пухом!
Они выпили.
— Да минуют нас возвращение на «черном тюльпане», инвалидное кресло, протезы, — сказал особист и снова разлил водку, — Поэтому предлагаю выпить за нас, за нашу удачу!
Особист придвинул к Антону открытую банку с «красной рыбой» — сайрой в томате — и сказал: — Ты не дрейфь, закусывай.
— А я не «дрейфю»!
— А раз такой храбрый, то скажи, что ты об этом думаешь?
— О чем?
— О том, что ты услышал из нашего разговора.
— Сволочи вы, пичкаете нас всякой дрянью, из-за которой мы лезем под пули, как полоумные, а потом нас же наказываете, — он кивнул в сторону комвзвода.
— Ты кого назвал сволочью? А ну повтори!
Глаза у комвзвода налились кровью. У Антона самого снова внутри начала пробуждаться ярость, до этого затихшая, но тут опять вмешался особист.
— Ты, Барановский, иди к себе, я здесь разберусь. Все будет в порядке — только не болтай лишнего. Дождись меня.
И Антон, пересиливая себя, свое желание дать выход злости, вышел из палатки.
Весточка от особиста не заставила себя долго ждать. Через полчаса его уже включили в состав группы, направлявшейся на зачистку кишлака, где, предположительно, затаились душманы. Снова в спешном порядке посадка в вертушку и через полтора часа высадка в ущелье, затем трехчасовой марш-бросок. На подходе к каменным домам-ульям, прилепившимся над небольшой речкой, их обстреляли из автоматов и минометов.
Огонь был «жидкий», не нанесший им вреда, и вскоре они оказались в кишлаке, где за глухими дувалами, по их сведениям, прятались душманы, В двери, окна полетели гранаты, уничтожая все живое внутри домов. Стояла беспрерывная стрельба, стреляли на поражение по любой движущейся цели. Антон ощутил привычное состояние — им овладело только одно желание — убивать, уничтожать врага, не считаясь ни с чем, не боясь ничего, не испытывая сомнений в том, что он поступает правильно. Это походило на бойню, где не было жалости, где в каждом жителе виделся душман, каждый дувал представлялся крепостью» в которой прятались враги. Он стрелял, убивая всех на своем пути, прячущихся за стенами, о чем-то молящих на незнакомом языке, пытающихся убежать — не разбирая, мужчина перед ним или женщина, пьянея от вида крови, снова ощущая эйфорию.
Антон немного пришел в себя, только когда их группа собралась вместе и командир, лейтенант Саблин, дрожащим от ярости голосом прокричал;
— Вы — сволочи! Зачищать кишлак — это не значит уничтожать всех его жителей, от мала до велика! Запомните, если не хотите под трибунал: в кишлаке мы обнаружили многочисленный отряд душманов, который отчаянно защищался, и пришлось принять все меры, чтобы их уничтожить! Если какая падла проболтается, то я сам его пристрелю!
На обратном пути к месту, где их должны были забрать вертушки, они попали в засаду. На этот раз душманы занимали господствующие высоты, на которых были установлены ДШК и минометы. Группа Саблина безуспешно искала укрытия на голой земле, просили помощи по рации, посылали в небо красные звездочки сигнальных ракет. Но время работало против них — местность, где они залегли, была открытой, спрятаться от пуль пулеметчиков и снайперов было негде, и лейтенант понял, что, пока подоспеет помощь в виде винтокрылых машин, спасать будет некого. Он дал сигнал к атаке.
