– Что у вас случилось? – пищу я, так как голос напрочь отказывается слушать, впрочем, как и мозги, раз я до сих пор не объяснила, что он ошибся номером.
– Нужно что-нибудь жаропонижающее, что угодно, лишь бы помогло сбить температуру. Записывайте адрес.
Он диктует адрес, который я и так знаю, и разъединяется на полуслове. Такое впечатление, что оборвало связь, но моё мышление рисует другую картину: ему плохо, он теряет сознание, падает, лежит на полу, сжимая телефон, в надежде на мою помощь. Перезвонить и объяснить я отметаю сразу. Неизвестно, дозвонится ли он до аптеки, и выполнят ли они заказ. Уж я-то точно выполню. Ясно, что он звонил не в московскую аптеку, у них там есть и поближе, но постараюсь доехать как можно быстрее, чтобы не дать, как он выразился «успеть помереть».
«Не подведи, любимая», – говорю я «волге» и поворачиваю ключ зажигания. По ходу соображаю, у какой аптеки удобно притормозить, чтобы не тратить время на парковку. Набираю целый арсенал жаропонижающих средств, начиная от таблеток и заканчивая инъекциями. Что нужно больному мужчине, я знаю. Раз-два в год папа даёт мне возможность попрактиковаться. Мне теперь кажется, что все мужчины, заболев, должны превращаться в маленьких капризных детей.
Я, конечно, фанатка такси, но не любитель скорости, как Даниэль из фильма «Такси». Я всегда соблюдаю скоростной режим, помню все правила, не нарушаю знаки. Папина школа! Иначе не видать бы мне езды на автомобиле, пока не куплю собственный. Но сейчас я выжимаю из старенькой «волги» всё, что могу. Через час останавливаюсь возле знакомых ворот.
Десять вечера. Я не вижу, чтобы в доме горел свет. Меня обдаёт холодным потом. Первая мысль: я приехала поздно, вторая: зачем я вообще сюда приехала!
Отметаю все мысли, вхожу в калитку, она не заперта. Поднимаюсь на крыльцо, недолго стучу в дверь, толкаю. Дверь в дом тоже открыта. Вхожу в тёмную прихожую. В нос бьёт неприятный запах сырости, пыли, гнилого дерева и вообще какой-то старости. Ясно, дом же не новый. Я каждое лето, до двенадцати лет, жила в похожем у бабушки в деревне под Воронежем.
На ощупь нахожу ручку второй двери, ведущей в дом. Уже не стучу, приоткрываю и зову:
– Максим!
Тишина. Я вхожу в дом и сразу попадаю на кухню. Только здесь горит свет, но никого нет. Расположение комнат, видимо, как и в любом деревенском доме. Из первой комнаты, в данном случае кухни, две двери в другие.
– Есть кто дома? – кричу я громче в темноту комнат.
Раздаётся какой-то скрип, шаги. Он появляется в дверях, ведущих в зал (так бабушка называла свою гостиную), щурясь от света. С удивлением смотрит на меня. Мы виделись неделю назад. Видимо, он меня не узнаёт.
– Алина?!
Надо же, узнал!
– Я привезла лекарства. Ты по ошибке позвонил на номер вызова такси, потом связь оборвалась. Я решила привезти сама, подумала, ты не дозвонишься… – пытаюсь объясниться и оправдаться, не откладывая в долгий ящик. Он трёт руками виски, как будто у него раскалывается голова.
– Что-то я расклеился совсем. Я плохо переношу даже небольшое повышение температуры. Ужасное свойство организма. А в доме как раз ни одной таблетки, дед снова всё повыбрасывал. Сколько я должен?
– Восемьсот сорок, вот чек.
– Возьми сама, вон на столе бумажник, – говорит он и снова исчезает в тёмной комнате.
Я подхожу к кухонному столу. На нём открытый бумажник, веером рассыпано штук десять визиток, среди которых и «Аптека. Доставка лекарств на дом» и моя, вызов такси. Бумажник я не трогаю, потому что на столе разбросано мелкими купюрами где-то около тысячи.
Кладу деньги в сумку и стою в нерешительности. Я всё сделала, надо идти. Но ноги словно приросли к полу. «Да какого чёрта!» – говорю себе и быстро иду в комнату, где скрылся Максим. Нащупываю выключатель, к счастью, в старых домах они всё почти на одном месте.
Он сидит на диване, завернувшись в плед, откинув голову на спинку, закрывая глаза рукой.
– Выключи свет! – почти рычит он.
– Послушай, ты должен принять лекарства, если хочешь, я сделаю укол – это средство быстро снимает жар. А потом нужно лечь в постель под одеяло.
Он никак не реагирует на мои слова. Я понимаю, что ему плохо, очень плохо. Не могу оставить его в таком состоянии. Иду на кухню, беру таблетки, воду, подхожу к нему, сажусь рядом на диван.
– Максим! – я трогаю его за руку, он открывает глаза, смотрит на меня измученным взглядом. – Может, лучше вызвать тебе скорую?
– Терпеть не могу врачей. Да это быстро пройдёт, я знаю странности своего организма. Нужно только сбить температуру.
– У тебя есть аллергия на какие-нибудь лекарства?
– Нет.
– Тогда ты пьёшь эти таблетки, ложишься в постель, а если тебе через час не станет легче, я сделаю инъекцию.
– Почему? – вдруг спрашивает он.
– Что почему?
– Почему ты не уезжаешь?
– Не хочу, чтобы меня уголовно преследовали за то, что оставила человека в заранее беспомощном состоянии, – пытаюсь я пошутить. Он криво улыбается и безропотно глотает лекарства. – Где твоя кровать, я помогу дойти.
Он встаёт, и мы идём в комнату, смежную с залом. Он включает ночник над двуспальной деревянной кроватью и падает прямо в одежде на одеяло.
– Так дело не пойдёт!
Я с трудом вытаскиваю из-под него одеяло и укрываю.
Вдруг он хватает мою руку и, не открывая глаза, хрипло произносит:
– Не уходи.
– Не уйду, спи.
Выключаю ночник и выхожу в зал. Сажусь на диван. Щёки горят, руки дрожат, как будто он и меня заразил своим жаром. Я понимаю, что даже если бы он и не произнёс последних слов, я не ушла бы, пока не убедилась, что с ним всё в порядке.
До меня доходит, что я не предупредила отца. Он с ума сходит, наверное. Но почему он до сих пор сам не позвонил?
На кухне нахожу свою сумочку, достаю телефон. Ну конечно! Здесь нет связи. Так вот почему у него «блэкберри». Его телефон лежит здесь же, на столе, рядом с визитками и бумажником.
Думаю, он не будет возражать, если я воспользуюсь. Набираю номер отца, он сразу поднимает трубку.
– Папа, это я.
– Лина, детка, у тебя всё в порядке? Я уже час не могу до тебя дозвониться, на работе сказали, ты уехала домой.
– Прости, я не могла сразу предупредить. Тут одному человеку понадобилась моя помощь. Мне нужно было отвезти лекарства, а связь здесь мой телефон не ловит. Папуля, я задержусь. Ты не переживай.
– Он хоть нормальный парень? – вдруг спрашивает отец.
– С чего ты взял, что это парень?
– Береги себя и будь осторожна!
– Хорошо. Пока. Спокойной ночи.
Проверяю подопечного. Он лежит в той же позе. Тяжёлое дыхание. От него жар, как от печки. Лекарство пока не подействовало. Я иду в зал на диван, кладу голову на подушку, накидываю на себя плед, в который он кутался. Меня опутывает его запах, пряный, усиленный болезнью. Лежу, глядя в потолок, словно ударенная по голове: ни мыслей, ни чувств. Точнее, они есть, но в такой мешанине, что не хочется и пытаться распутывать. Я просто вдыхаю его запах, прислушиваюсь к его дыханию и, незаметно для себя, засыпаю.
