Его ошибка была естественной, и Камилла восприняла ее без обиды; она приняла ребенка из его рук и направилась к двери в кают-компанию, из которой в этот момент выбежала мать девочки и растерянно заметалась по палубе.
— Девочка здесь! — окликнула женщину Камилла. Та поблагодарила ее и вместе с дочерью поспешила обратно, в безопасное место. Камилла, улыбнувшись, заняла прежнее место у перил и заметила, что мужчина наблюдает за ней.
Он снял кепи, и ветер тут же растрепал его густые каштановые с матовым блеском волосы.
— Извините, — сказал он. — Я подумал, что это ваш ребенок, и чуть не прочел вам лекцию о воспитании. Во время моей последней поездки на этом самом пароходе серьезно пострадал малыш, вот я и невзлюбил беззаботных матерей.
Камилла дружески кивнула и подошла к нему поближе, рассматривая вздымавшиеся впереди крутые скалы. Ее радовало, что мужчина заговорил с ней. Теперь она могла поддержать беседу.
— Вы хорошо знаете Гудзон? — спросила она для начала.
Он снова натянул кепи низко на глаза.
— Неплохо. Я прожил на его берегах всю жизнь и несколько раз проплыл по нему от истоков до устья.
— Как это чудесно! — воскликнула она. — Странно подумать, что, прожив столько лет в Нью-Йорке, я ни разу не поднималась вверх по течению Гудзона. Сейчас я чувствую себя исследователем. Мне бы хотелось добраться до самого Олбани.
Он никак не отозвался на ее слова, продолжая смотреть вдаль, и Камилле оставалось только надеяться, что он не замкнулся в себе окончательно. Последние события выбили ее из колеи; пожалуй, она готова была заговорить с кем угодно, но этот мужчина властно завладел ее вниманием; его лицо с волевым подбородком, прямым носом и твердо очерченными надбровными дугами внушало доверие. Возраст с трудом поддавался определению; возможно, ему было лет тридцать пять. Он казался несколько грубоватым, размах мускулистых плеч выдавал в нем человека действия, совсем не похожего на кабинетного отшельника, каким был ее отец. Она смотрела на его руку, лежавшую на перилах, — широкую в кости, но с длинными пальцами. Рука свидетельствовала не только о мускульной, но и о жизненной силе.
— Я еду до Уэстклиффа, — пустила она пробный шар.
Он посмотрел на нее внимательней, чем прежде, и она отметила, что его глаза были такими же серыми, как вода, омывавшая пароход; серыми и широко расставленными под густыми темными бровями.
— Значит, мы с вами сходим на одной пристани, — признался он, но воздержался от разъяснении.
Ветер усилился; Камилле казалось, что он целенаправленно пытается сорвать с нее шляпку, подвязанную вуалью, но ему удалось только поиграть черными локонами, выбившимися из-под ее полей. Камилла безмятежно запрокинула голову и засмеялась. Было что-то упоительное в противостоянии первозданной мощи стихии. Конечно, она всегда предпочтет грозовые облака белому потолку и серым стенам, гарантирующим безопасность, но не позволяющим дышать живительным воздухом бури и житейских треволнений.
— Я рада, что вы тоже направляетесь в Уэстклифф, — сказала она, без колебаний доверяясь собеседнику. — У меня будет, по крайней мере, один знакомый на всю округу. Я не знаю ни души там, куда еду. Вам известно место под названием Грозовая Обитель?
По его лицу нелегко было догадаться, о чем он думает, однако Камилла ощутила, что на этот раз задела за живое. Его рот сжался еще плотнее, взгляд серых глаз стал тяжелым и напряженным.
— Я… вы считаете, что я совершаю ошибку, направляясь в Грозовую Обитель? — спросила она.
Он ответил, не встречаясь с ней взглядом:
— Зачем вы туда едете? Вряд ли вы рассчитываете получить там работу.
— Вы правы. Я гувернантка, а в имении, насколько мне известно, в настоящее время нет детей. — Она запнулась, поскольку никогда прежде не говорила о своем родстве с семейством Джаддов. Затем призналась с оттенком наивной гордости в голосе: — Оррин Джадд — мой дед. Моя мать Алтея была младшей из его дочерей. Я Камилла Кинг.
Ощутив оттенок враждебности в реакции мужчины, Камилла решила, что произошла какая-то ошибка, и собеседник неправильно истолковал ее слова, хотя в них, кажется, не было ничего непонятного или допускающего кривотолки.
— Мой дед тяжело болен, — поспешила добавить Камилла. — Возможно, я застану его на смертном одре. Несколько дней назад у него был сердечный приступ.
Он переспросил с неподдельным изумлением:
— Сердечный приступ? Он действительно недомогал в течение некоторого времени, но… откуда вы это знаете?
— Поверенный дедушки, мистер Помптон, недавно нанес мне визит и сообщил, что дед хочет меня видеть. Мистер Помптон заказал билет, чтобы я смогла выехать с первым же пароходом.
Собеседник Камиллы несколько овладел собой, но она видела, что новость его потрясла, теперь он с нескрываемой враждебностью буравил ее взглядом.
— Значит, вы еще один член семьи, — повторил он, ясно давая понять, что гордиться тут нечем.
Его грубая предвзятость не только больно ранила, но и разозлила Камиллу. Она приосанилась с тем величавым достоинством, которому обучилась, служа в чужих домах, где требовала и умела добиваться уважительного отношения. Но прежде чем она успела окончательно посрамить нового знакомого каким-нибудь в меру едким замечанием, грозовые тучи разверзлись над ними и обрушили на палубу лавину дождя. Мужчина попытался взять се за руку, чтобы проводить в каюту, но Камилла уклонилась от этой чести и, легко подбежав к двери, укрылась от непогоды в теплом пристанище салона; ее собеседник пересек палубу и исчез за другой дверью.
Она устроилась на сиденье у окна; дождь хлестал в стекло, ничего нельзя было разглядеть, но Камилла делала вид, что всматривается в грозовую круговерть. Она, без достаточных на то оснований, чувствовала себя разочарованной. Ведь она готова была проникнуться симпатией к новому знакомому, даже, может быть, подружиться с ним. Но имя Джадда подействовало на него словно красная тряпка на быка; осознав это, Камилла ощутила, как смутное беспокойство сводит на нет то радостное возбуждение, которое охватило ее в начале поездки. Теперь она жалела, что не ответила ему так или иначе, не потребовала, чтобы он, по крайней мере, объяснил, почему вдруг заговорил с ней таким пренебрежительным тоном. Она добьется ответа при первой же возможности. Если Джадды пользуются здесь плохой репутацией, к ней это отношения не имеет.
Оставшееся время пути до Уэстклиффа Камилла провела в унынии. Она хотела полюбоваться окрестностями Гудзона, но не видела перед собой ничего, кроме пелены дождя. Пассажир, с которым она познакомилась на палубе, больше не попадался на глаза, хотя она бродила по салонам, осматривая пароход.
