дышать тобой каждый день. Каждую минуту, которая мне отведена. Я лишь… мне необходимо знать, что ты чувствуешь то же самое…
Эбби закрыла глаза и прильнула к нему, вынуждая остальные слова так и остаться недосказанными. Его рот был теплым и влажным, пальцы, которые она запустила в его густые волосы, покалывало, а когда Дарен обнимал её, тело пульсировало, заставляя всё внутри подпрыгивать, переворачиваться и пылать. Она ощущала, как по щекам стекали слезы – попадая на губы, они делали поцелуй соленым, как бескрайнее море и сокрушительным, как океанский шторм.
Сейчас он целовал её совсем иначе: по-особенному. В каждое движение вкладывая невероятную нежность, отдавая счастье целого мира и забирая сидящую внутри боль – всю до последней капли. Эбби неторопливо отстранилась – меньше, чем на дюйм.
– Я чувствую то же самое, – тихо ответила она, ощущая его опаляющее дыхание. – Всегда чувствовала. И всегда буду. Я стала счастливой, когда полюбила тебя. И клянусь, мне было достаточно этого. Но теперь… – она улыбнулась ему в губы, – теперь я стала ещё и свободной. Ты сделал кое-что невероятное… позволил раненой птице вновь расправить крылья. Иногда я спрашиваю себя: разве еще кто-то может быть счастлив хотя бы в половину так же сильно, как я?
– Может, – прохрипел Дарен, на выдохе прикрывая глаза, – и намного больше, чем в половину. Я счастлив. Я. Потому что самая необыкновенная женщина на земле выбрала меня.
– Да, – улыбнувшись сквозь слезы, прошептала она, – я выбрала тебя. И если понадобится, буду выбирать каждый раз. Снова и снова. Я лишь должна знать, что ты так же… выберешь меня.
– Всегда, – ответил он, позволяя ощутить, как дрожат его губы, – я обещаю, что всегда выберу тебя.
Всхлипнув, Эбби зарылась носом в его шею и сильнее прижалась к мокрому латексу. Она получила один из величайших даров Небес и сейчас, крепко сжимая Его в своих руках, твердо знала – мечты осуществляются.
Пламя. Обжигающее. Яркое. Неистовое. Вспыхивая багровым жаром, оно поднималось к небу, ревело и перекидывалось из одной части дома в другую, заставляя стекла лопаться и разлетаться, а мебель трещать. В воздухе пахло гарью и смертью.
Крики. Рыдания, переходящие в тихие всхлипы. Он слышал её мольбы о помощи так отчетливо, словно находился в этом пекле вместе с ней. Но это было не так. Его не было рядом, когда её тело опалял кровавый огонь. Не было, когда она испытывала ни с чем несравнимые муки.
Она звала его. Выкрикивала его имя, веря в то, что он услышит и обязательно придет за ней. И он слышал. Но сильные руки держали так крепко, что все попытки освободиться из стальной хватки выглядели смехотворными и ничтожными.
Он не переставал вырываться и брыкался до тех самых пор, пока пожарные, прибывшие на место возгорания, не потушили огонь. Спасатели забегали внутрь – звуки вокруг теперь звучали отдаленно, зато биение собственного пульса он слышал более, чем громко – отец разжал пальцы лишь, когда из наполовину обугленного дома начали выходить. Мальчик сорвался с места – слезы жгли глаза, из горла вырывались хриплые стоны – судьба испытывала его снова. Сначала ушла мама, а теперь он мог потерять и своего единственного друга – ту, которая понимала его, поддерживала, делала лучше. И он был лучше. Ради неё. А теперь… теперь внутри будто что-то надломилось. Словно цепи, до этого момента сковывающие беспощадного Зверя, разорвались, выпустив Его наружу.
Из дома начали выносить носилки. Одни. Вторые. Третьи. Ему было двенадцать, но этого было достаточно для того, чтобы мальчик отчетливо понимал, что означало белое покрывало.
Обессилено рухнув на колени, он зарыдал в последний раз – тихо, но истошно, чувствуя, как сердце безжалостно рвется на части.
Взволнованный голос стал проникать в отдаленные закрома сознания. Прохладные руки, коснувшиеся обнаженной груди, обдали льдом, а затем он услышал собственный глухой стон:
– Нет… нет…
– Дарен?…
– Это ты! – Закричал он, начав беспокойно вертеться. – Это всё ты!
– Дарен! Очнись! – Знакомые руки слегка встряхнули его, и в это же мгновение он распахнул глаза и резко сел на постели. Сердце колотилось так быстро, словно бежало многочасовой марафон, а холодный пот покрывал напряженную спину. – Что тебя мучает?
Дарен невольно прикрыл глаза.
– Ничего.
Эбби подогнула под себя колени и осторожно коснулась его разгоряченного лица.
– Расскажи мне, – мягко потребовала она. Эта женщина смотрела на него с такой тревожной нежностью, что слова сами слетели языка:
– Я не могу забыть, как она горела. Не могу… – он запнулся и сглотнул ком, – её крики постоянно прокручиваются в голове. Снова и снова. Как чертова пленка…
– Эрин? – Тихо спросила Эбигейл. Дарен кивнул. Она осторожно взяла его за руку, а затем крепко её сжала. – Что случилось?
Воспоминания о той ночи заставили его ощутить знакомую ноющую боль в груди. Никогда и ни с кем ранее он не говорил о том, что произошло двадцать лет назад, но сейчас ему захотелось рассказать обо всем. Именно ей.
– В ту ночь стояла теплая погода. Немного сухая, безветренная и тихая. Словно природа знала, что должно было произойти. – Эбби молча слушала, не смея шевелиться. – Я проснулся, почувствовав запах дыма: окно было открыто, а из-за спертого воздуха он вызывал тошнотворное удушье. Когда я выглянул на улицу… – Дарен запнулся, ощутив, что она сильнее стиснула пальцы, – …так, как в ту ночь, я не бежал ещё никогда до этого. Думая, что вытащу Эрин… что мы вместе поможем её родителям, но… смог подойти не ближе, чем на сорок ярдов. Отец удержал.
– Он испугался за тебя, – тихо ответила она.
Дарен невольно усмехнулся.
– Вряд ли ему было до меня дело. Но ты права, двигал им именно страх. За свою жизнь.
Возможно, Эбби догадалась, к чему он клонил и в чем винил своего отца – он даже почти был в этом уверен – но она не подала вида.
– У вас были сложные отношения?
Он выдохнул, вновь заставляя уголок рта слегка приподняться.
– Не уверен, что это вообще можно было назвать отношениями. Томас Бейкер не знал, что такое любовь и доброта. Он был беспощадным, властным и расчетливым. И даже мама не смогла сделать его другим.
– Но она всё равно боролась за него.
Дарен поднял на Эбигейл глаза. Он никогда не понимал, как такая мягкая и добросердечная женщина, как Лилиан Дэшвуд, могла выйти за такого жестокого человека, коим был его отец. А теперь внезапно осознал – она его любила. Несмотря на то, что внутри он
