— Хотел, не отрицаю… Но, знаешь, Нина, две недели назад Ярослав ко мне приходил, пытался узнать, где ты, когда приедешь. Показалось, что он искренне переживает. Он ничего не требовал, ничем не угрожал. Его интересовала только ты. Я и подумал: а ведь этот парень любит Нину по-настоящему. Я поговорил с ним очень сухо, а теперь жалею об этом… Конечно, я не имею права вмешиваться, но, если вы поссорились из-за ерунды…. ну, как это бывает в молодости… так, может, стоит помириться? Уверен, что если бы ты ему только намекнула…
— Советуешь сойтись с Ярославом?.. — Нина даже растерялась от удивления. — Как понимать такую метаморфозу?
— А так и понимать. Не хочется тебя оставлять без защиты. Когда я буду знать, что ты с Ярославом, мне спокойней будет. Ярослав такой парень, на которого можно положиться. У него и мозги на месте, и характер твердый. С ним ты не пропадешь. Хотя, конечно, если он совсем не нравится тебе, а твоя душа к нему не лежит, не стоит себя насиловать…
— Не в этом дело. Ярослав мне… нравится. Но между нами столько преград, столько всякой мути…
— Если дело во мне, не беспокойся. Я готов признать свою вину… даже попросить прощения у Ярослава. Готов помочь ему во всем, в чем еще смогу. И вовсе не из-за компромата…
— Да нет у него никакого компромата! — Нина внезапно разрыдалась, припав лицом к плечу Гаевого. — Не существует этих бумаг, Ярослав все придумал. И сказал мне об этом еще месяц назад. А я от тебя скрывала. Не хотела, чтобы ты ему стал вредить. Вот так.
— Почему же ты плачешь, Нина?
Она не отвечала, но думала про себя: «Почему всегда все так поздно?.. Возможность примирить двух близких людей появляется лишь теперь, когда беда на пороге…»
Она вытерла слезы, попыталась улыбнуться и сказала уже почти веселым голосом:
— Не будем торопить события. Если я действительно нужна Ярославу, он сам сделает первый шаг.
— Да, конечно…
Лицо Гаевого внезапно исказила гримаса боли и он сделал явное усилие, чтобы не застонать.
— Папа, тебе плохо?.. — забеспокоилась Нина. — Вызвать карету? Врач сказал, что, если не станет лучше…
— Нет, погоди пока… Кажется, отлегло.
— Постарайся уснуть.
Нина отошла к окну, посмотрела вдаль. Жаркое августовское солнце еще немилосердно палило, но длиннющие тени от пирамидальных тополей уже пересекали дорогу. Стая ворон с карканьем летела в сторону пустыря. Где-то прозвучала автомобильная сирена. На мгновение Нине показалось, что привычный вид из окна внезапно приобрел тревожную окраску. Впрочем, она понимала: снаружи ничего не изменилось, а тревога была в ней самой…
Зазвонил телефон. Нина оглянулась на Василия Федоровича. Он лежал с закрытыми глазами. Похоже, задремал. Она взяла телефон и вышла из комнаты, чтобы не беспокоить отца.
Звонил Олег Хустовский:
— Нина, ты меня испытываешь? — В его голосе звучало неприкрытое раздражение. — Я, конечно, готов ждать тебя вечность, но мне не нравится, что ты так мало обо мне думаешь.
— Не обижайся. Олег, но я не могу прийти. Отцу плохо.
— Что с ним?
— Сердце. Уже приезжала «скорая помощь». Может быть, еще раз придется вызывать. В общем, мне сейчас нельзя уходить из дому. Не жди.
— Да… Нескладно получилось. Ему действительно так плохо?
— Боюсь, как бы не пришлось везти в больницу.
— Ну, что ж, сочувствую. Тебе сейчас не до меня, понимаю. Может быть завтра?
— Нет, Олег, не стоит. Извини, что так получилось. До свидания.
Нина положила трубку и заглянула к Василию Федоровичу. Он по-прежнему лежал с закрытыми глазами и, казалось, спал. Немного успокоившись, Нина вышла из комнаты, но не успела сделать и нескольких шагов, как телефон снова зазвонил. Лена взволнованным голосом сообщила:
— Слушай, Ниночка, он только что уехал. Но он ждал тебя почти пятнадцать минут и я его успела рассмотреть.
— Рада за тебя.
— Хорошо, что стоянка машин — через дорогу, на некотором расстоянии, а то бы он мог ждать, не выходя из своего «мерса», и я бы его даже не увидела. Ну, а так он, наверное, побоялся, что может с тобой разминуться, и подошел к самой «Комете». Я спряталась внутри и незаметно за ним наблюдала из окна. Надо было видеть, как он ходил, нервничал, поглядывал на часы. Потом вернулся в машину. Ну, тут и я выбралась из своего укрытия, пошла на другую сторону улицы. По дороге взглянула на его машину и заметила, что он с кем-то говорит по телефону.
— Он говорил со мной. Я сказала, что не приду — отцу плохо.
— Тогда понятно, почему сразу после разговора он уехал.
— Теперь, надеюсь, ты успокоилась?
— Вполне. Олег именно такой, каким я его ожидала увидеть. Самоуверенный, наглый тип с презрительным взглядом. Он на людей совсем не смотрит. Подходили к нему два субъекта. Наверное, его знакомые. Ты бы видела, как он с ними разговаривал. Небрежно, через губу. Словом, сплошное высокомерие. Представляю, каким бы холодом он окатил меня, если бы я имела глупость показаться ему на глаза.
— Ну, что ты, с красивыми девушками он — сама любезность. Но за этой маской все равно скрывается презрение. Он никого не считает равным себе. Между прочим, со мной он тоже говорил с плохо скрытым раздражением.
— А вообще-то — ничего особенного. Не так уж он и выделяется из толпы. Знаешь, я даже заметила, что у него какая-то шаркающая походка. Ну, словом, сердце у меня не упало, земля не дрогнула под ногами. Все осталось на месте, чему я очень рада.
— И я рада за тебя.
— Но что я все о себе, эгоистка… А как у Василия Федоровича дела?
— Неважно. Был сердечный приступ.
— Да, бедный… Конечно, ведь последнее время он жил с таким грузом на сердце, вот оно и не выдержало.
— Ну, ладно, пойду посмотрю, как он там.
— Передай от меня привет. Пусть поправляется поскорей. Если что, звони.
— Пока, до встречи.
Нина подошла к Василию Федоровичу. Он вдруг открыл глаза и поинтересовался, кто звонил.
— Не беспокойся, отец, Лена. Ты слышал разговор?
— Нет, ты говорила очень тихо, и я ничего не разобрал. Значит, Лена… А до этого был звонок?
— Олег Хустовский звонил.
— А ему что надо?
— Да так… Спрашивал, как жизнь. Приглашал в гости.
— Решил возобновить знакомство?
— Может быть.
— Я думал — от Ярослава звонок.
— Не думай ты об этом. Постарайся уснуть.
Василий Федорович закрыл глаза, а Нина вышла из комнаты. Она и не заметила, сколько времени прошло до того момента, как отец позвал ее. Бросив недопитый кофе, прибежала в его комнату.
— В груди печет, — сказал Гаевой, стараясь вымучить улыбку.
И тут Нине стало страшно. Она видела перед собой бледное лицо с синими губами, слышала тяжелое, прерывистое дыхание и с трудом понимала, что этот больной, беспомощный человек — ее отец, тот, кого она всю жизнь знала бодрым и энергичным.
