себе домой, запирался на чердаке и часами листал старые альбомы с фотографиями. Он миллионы раз прокручивал в памяти её последние слова.
Её признание, несмотря ни на что, заставило его по-иному посмотреть на прожитые годы. Она просила Сайвера устроить свою жизнь. Ирен права: он должен исполнить её желание. Но он точно решил, что это будет не Кэтрин. С каждым днём она раздражала его всё сильнее и сильнее. Чем больше внимания и заботы она проявляла, тем больше отталкивала его от себя.
Миховски, она же Самойлова, прошла, не успев начаться. Какая глупость – закрутить роман с первокурсницей. Поддаться низменным мужским желаниям… Сайвер поморщился, вспомнив, как грубо вёл себя с ней, не скрывая пренебрежения.
«Я ведь поверил в искренность её чувств… – рассуждал Сайвер, переставляя шахматные фигурки на доске. – Так красиво говорила, не наигранно и заинтересованно заглядывала в глаза – хорошая актриса. Трепетала в объятиях, уверяла, что любит… Лгунья! – он замахнулся, чтобы сбросить фигуры, но остановился. – Завтра её здесь не будет, наступит лето, страсти улягутся, и всё пойдет по-прежнему…»
Сейчас, сидя перед зеркалом, Надин откровенно злилась на себя, на профессора, на Хитроу, на весь мир. Ей хотелось лишь одного: опрометью побежать в профессорский корпус, кинуться на шею Сайвера и не отпускать. Никогда, ни на минуту…
Почему он не дал ей шанса? Когда она успела его по-настоящему полюбить? Когда страх и восхищение переросли в абсолютно другие чувства? Однажды, в спальне его дома, когда она первый раз проснулась в его объятиях и поцеловала его в губы – не потому, что хотела возбудить его, а потому, что хотела быть рядом с ним, почувствовать вкус его поцелуев, раствориться в нём. А он ответил – бессознательно, сквозь пелену сна. Это был его порыв, необдуманный шаг. В этот единственный раз эмоции и желания опередили разум.
В то утро они занимались любовью – не сексом, а именно любовью, только для себя. Два человека, нуждающихся друг в друге, дарящих друг другу невероятную нежность, теплоту и защищённость.
Надин вспомнила, как Сайвер целовал, изучая каждый миллиметр её губ, как его язык, проникая в самые отдалённые уголки рта, боролся с её языком, танцуя известный лишь ему танец. И это было гораздо интимнее, чем всё, что было между ними до этого. Он целовал её, не закрывая глаз, проникая тем самым в самую душу.
Его губы на её губах, два тела, слившихся воедино, два сердца, бьющихся в унисон, одно дыхание на двоих. Это было лишь одно утро – короткий эпизод на фоне тех больных ночей, которые они провели вместе, – утро в его доме в пригороде Лондона. Наверное, тогда она и забеременела. А возможно, это случилось позже – после неприятного грубого соития на его столе в рабочем кабинете.
А в это время Сайвер Маерс сидел в кресле, погрузившись в свои мысли, и иногда подбрасывал дрова в камин. Его мучил вопрос про ребёнка: беременна или нет? В конце концов он решил спросить об этом у Надин напрямую. Если она в положении, то должна уже знать – с апреля у них ничего не было. Хотя неизвестно, с кем она ещё спала, преследуя цель зацепиться в Англии…
Через час начинался ежегодный праздник, посвящённый окончанию учебного года. День открытых дверей. Выпускники показывали спектакль, профессора, облачённые в парадные мантии, читали напутствия, первокурсники подводили итоги года, а новички присматривались друг к другу и собирали информацию о предстоящих вступительных экзаменах.
Сайвер подошёл к Надин в фойе. Она была одета в свободное платье в греческом стиле, которое оказалось мало её соседке Мэри Перкинс. Надин разговаривала с Алисией. Казалось, за последний месяц мисс Тьер повзрослела лет на пять. Алан тяжело переживал потерю матери, сильно горевал и совсем запустил подготовку к защите дипломной работы. Алисии пришлось готовиться за двоих, договариваться с деканатом, улаживать нюансы с рецензентом и оппонентами. Она умело утешала будущего мужа, и тайно надеялась, что в ближайшее время разговоры о свадьбе не возобновятся.
– Мисс Миховски, – от неожиданности девушки вздрогнули, – мне нужно с вами поговорить… – Сайвер выразительно посмотрел на Надин. – Мисс Тьер, несмотря на пережитый стресс, вы потрясающе выглядите! – внезапный комплемент из уст профессора заставил Алисию улыбнуться.
– Спасибо, мистер Маерс. Довольно странно слышать от вас ласковые слова.
– Ну… – его губы растянулись в искренней улыбке. – Если бы вы не были выпускницей, я никогда бы не позволил себе такой фривольности, мисс Тьер.
– Просто Алисия – раз уж вы сами сказали, что детки выросли…
Маерс взглянул на Надин ещё раз и сразу стал серьёзным, доброжелательность мгновенно улетучилась.
– Я буду там, – он кивнул в сторону и, не дожидаясь Надин, отошёл.
– Иди, а то он так смотрит на тебя, словно мечтает придушить…
– Так и есть. Зато ты получила пару плюшек от Маерса.
– Не завидуй. Думаю, он благодарен, что я разруливаю все проблемы Алана, помогала с похоронами миссис Литтелтон. Я тебе потом расскажу…
– Хорошо! – Надин поцеловала Алисию в щеку и направилась в сторону профессора.
– Мисс Миховски, я не собираюсь ходить вокруг да около и спрошу прямо: наша связь имела последствия, вы ждёте ребёнка?
У Нади сердце ушло в пятки: он не мог догадаться, ещё не видно. Зачем он спрашивает? Хочет заставить её сделать аборт? Или напоить чем-нибудь, чтобы спровоцировать выкидыш?
– С чего вы…
– Не увиливайте. Мне не пятнадцать лет, и я прекрасно осознаю, что от того, что было между нами, иногда рождаются дети. Во избежание недоразумений и неясного будущего я настаиваю, чтобы вы сказали мне правду. Итак?..
– Если я отвечу «да», то что?
– Удостоверюсь, что ребёнок от меня, и сделаю всё зависящее, чтобы он ни в чём не нуждался.
– Вы полюбите меня?
«Какой идиотский вопрос. О какой любви она всё время талдычит?» – вознегодовал про себя Маерс.
– Какое отношение любовь имеет к вопросу о беременности?
– Просто спросила…
– Зачем? Вам нравится, когда вас унижают? Есть такое отклонение психики – мазохизм.
– Нет. Я не беременна. Ещё вопросы? – она никогда не позволит отнять у неё малыша. Сейчас именно это решение показалось ей единственно верным. Главное, чтобы её ребёнок был с ней, а остальное так или иначе утрясётся!
– Вам виднее. Если вдруг решите изменить ответ, то знаете мой номер телефона. И не вздумайте делать глупостей… Прощайте!
Маерс распахнул перед ней дверь, в глазах сверкали льдинки. Надя понимала, он спросил о ребёнке исключительно ради собственного спокойствия, во избежание сюрприза. Гадко. Такой ненужной она не
