Татьяна Корсакова - Ведьмин клад

Черная гладь реки, девичья фигурка в кисее тумана, раскинутые в стороны руки, мокрые волосы, ямочки на пояснице – Афродита «пеннорожденная», только со спины. Эротизм в чистом виде…

Померанец барышню на фото узнал с ходу, даром что лица модели не было видно.

– Это ж Наташка!

– Она самая.

– А когда?

– Тогда.

События почти годичной давности вспоминать не хотелось. Неприятностей тогда у них с Антоном было немало. Как и предсказывал Макар, следователь вцепился в них бульдожьей хваткой. Егору пришлось зависнуть в России вместо планируемых десяти дней больше чем на месяц, а Померанцу подключить к делу все мыслимые и немыслимые связи, чтобы с них наконец слезли. К счастью, все утряслось. Антон уехал в родной город, Егор улетел в Нью‑Йорк, а через полгода пришла весточка от Макара, что в тайге по весне охотники нашли три полуразложившихся трупа, которые были опознаны как беглые коммунары. Следствие предположило, что преступники не поделили награбленное и перестреляли друг друга еще в конце прошлого лета. Наталью‑Настасью так и не нашли, да, наверное, не особо и искали.

Егор с превеликим удовольствием забыл бы девчонку и никогда больше не вспоминал, если бы не фотографии. Он не стер отснятые кадры, как обещал – слишком уж ценный материал, – просто заменил в фотоаппарате карту памяти, а девчонка приняла все за чистую монету.

Фотографии получились удивительные, особенно два снимка: тот, что Померанец использовал в качестве заманухи, и еще один. Но тот, второй, был слишком откровенным, Егор оставил его для личного пользования, даже Померанцу не показал.

Открытие выставки проходило с помпой, с визитом губернатора и его свиты, с фуршетом, телевизионщиками, раздачей интервью и автографов. Если бы не данное Померанцу слово, Егор, наверное, плюнул бы на все и сбежал, а так приходилось терпеть: париться в костюме, раздраженно теребить слишком тугой узел галстука, позировать перед камерой, раздавать автографы и улыбаться. К счастью, официальная часть быстро подошла к концу. Губернатор выступил с прочувствованной речью, обозвал Егора сибирским самородком, в сопровождении свиты обошел выставочный зал, еще раз похвалил «самородка» за «тонко чувствующую душу и самобытность» и укатил восвояси «по неотложным государственным делам». Свита и представители прессы ретировались следом, оставив Егора наконец наедине с истинными ценителями фотоискусства. К слову, когда схлынула волна «официальных лиц», настоящих ценителей осталось не так уж и много. Ничего удивительного, это тебе не Нью‑Йорк, где фотовыставки нынче в фаворе. Здесь, наверное, и «Джоконду» выстави, так фурора не произведешь. Не тот менталитет.

Он так и сказал Померанцу, на что тот лишь развел руками и философски заметил:

– Не парься, Ялаев. Главное, чтобы бабки платили.

Вот она – душа коммерсанта, все мысли только о финансах…

Померанцу позвонили ближе к закрытию выставки. Минут десять он с кем‑то ругался по телефону, костерил невидимого собеседника на все лады, а потом сказал с виноватой улыбкой:

– Извини, Ялаев, мне нужно срочно ехать.

– Что‑то случилось?

– Случилось! Представляешь, станок стал! Вот же непруха – всего полгода как из Неметчины выписали, а он взял и сдох.

– Так он у тебя, наверное, на гарантии? – предположил Егор.

– На гарантии, а что толку?! Пока еще его отремонтируют и наладят?! А у меня заказов вал. Сейчас все сроки полетят! – Друг в отчаянии махнул рукой.

– Ладно, ты поезжай. Может, там все не так страшно.

– Эх, твои б слова да Богу в уши. А ты не слишком обидишься? Мы ж с тобой собирались сегодня в клуб заскочить.

– Завтра заскочим. Честно говоря, мне общения уже хватило: пять интервью и фотосессия, точно я какая‑нибудь супермодель.

– Ты не супермодель, ты заезжая знаменитость, так что терпи. Ну, я полетел! – Померанец пожал ему руку и под истеричные вопли обоих своих мобильников направился к выходу.

Егор украдкой посмотрел на наручные часы. Ну вот, еще полчаса, и считай – отмучился. Посетителей в зале почти не осталось, скоро можно будет завалиться в свою берлогу и расслабиться перед теликом с бутылочкой чего‑нибудь не слишком крепкого…

Он стоял спиной к окну, когда по загривку пробежал холодок – так шестое чувство отреагировало на чужой пристальный взгляд. Надо сказать, активировалось оно крайне редко, но проявлялось именно так – холодком. Егор резко обернулся.

…Девушка стояла по ту сторону огромного, совсем неподходящего для сибирских морозов окна. Он бы ее не увидел, если бы не подъехавшая к галерее машина, высветившая фарами тонкий девичий силуэт.

Она изменилась: вместо длинных волос короткая стрижка, волосы не огненно‑рыжие, а цвета воронова крыла. Вместо мешковатых джинсов стильный костюмчик, лаковая сумочка через плечо. Прежним остался только взгляд, настороженно‑внимательный, пронзительный.

Лисичка!..

…Ему шел строгий костюм, и усталая улыбка, и небрежные жесты. Он был хорош в этой ипостаси заезжей знаменитости. Егор Ялаев, фотохудожник, лауреат бесчисленных премий…

Когда Настя в первый раз увидела тот плакат, то чуть не расплакалась от страха и еще от обиды. Она думала, что хорошо спряталась, что в большом городе ее ни за что не найдут. И вот пожалуйста – ее портрет. И пусть лица не видно, зато видно многое другое, то, что порядочным девушкам демонстрировать не пристало.

А он ведь обещал! Заверял, что очистил карту памяти. Обманул. Как подло. Как бесчестно…

Это были первые Настины мысли: сумбурные и по‑бабьи глупые, но очень скоро их сменили другие, куда более серьезные и здравые. Весь этот год Настя жила в страхе, что ее найдут и посадят. Слабым утешением служило лишь то, что у милиции нет ни ее паспортных данных, ни фотографии. А теперь вот выясняется, что обманщик Егор не очистил карту памяти и впору снова пускаться в бега. А в бега не хочется…

Тогда, год назад, Настя не стала мудрить, решила вернуться в город, в котором провела лучшие годы своей жизни. Если бы были живы родители, она поехала бы к ним, но мама умерла от инсульта почти сразу после того, как Настю посадили, а отцу хватило двух лет, чтобы спиться и последовать за мамой. У Насти остались только два человека, у которых она могла попросить помощи. И не попросить даже, а потребовать…

…Они дружили с детства: Настя, Юлька и Сашка. Сначала детский сад, потом школа. Они и поступать решили в одном городе, только в разные институты. Юлька – в педагогический, а Настя с Сашей – в университет на истфак.