Сабина, должно быть, болтает о церковных делах, и Оливер слушает ее с терпеливой улыбкой, а мои тетушки думают, как было бы лучше, если бы я стала женой священника, вместо того, чтобы выйти замуж за человека, который увез меня с собой в опасную экспедицию за дальние моря.
Меня, по правде говоря, не приводило в восторг то, что я так редко видела Тибальта. Он каждую свободную минуту проводил на раскопках. Я хотела составить ему компанию, но он сказал, что мне это будет разрешено, когда найдется работа, которую я смогу выполнять, но пока что еще это время не пришло.
Обедали мы в огромном банкетном зале дворца, где за столом собиралось очень много людей. Тибальт обычно садился во главе стола, рядом с ним — самые уважаемые члены экспедиции. Адриан и Эван не входили в это число, но Теренс Гелдинг, который был на несколько лет старше Тибальта, стал его правой рукой. До этого он успешно занимался раскопками в Англии, и Тибальт однажды рассказал мне, что Теренс приобрел известность в кругах археологов после того, как обнаружил римскую мозаичную мостовую и определил возраст каких-то реликтов каменного и бронзового веков.
Табита успешно занималась хозяйством, и было видно по всему, что она имела немалый опыт работы в научных экспедициях.
А мы с Теодосией довольно много времени проводили вместе и часто ездили кататься по окрестностям в маленькой двуколке, которая называлась арабийяс. Все местные жители знали, что мы — жены археологов и старались по мере возможности способствовать нашим экскурсиям.
Иногда мы выезжали за город, где видели крестьян, работавших в поле на своих быках, или волах. Они выглядели полными достоинства, несмотря на не очень чистые длинные хлопковые одежды. Мы видели, как они обедают. Их трапеза неизменно состояла из пресного хлеба и каких-то бобов, которые, как я потом узнала, называются фул.
Мы часто ездили на базар и покупали там всякие экзотические вещицы. Наше присутствие, казалось, вызывало всеобщее оживление, потому что каждый, как я понимаю, рассчитывал продать нам свой товар. Но при этом никто нам ничего не навязывал.
Как-то мы увидели лавку, которая нас особенно заинтересовала, потому что там сидела девушка в чадре. Склонившись над куском кожи, она вышивала на нем какой-то узор. Мы остановились. Она прекратила работу и внимательно оглядела нас.
— Леди нравится? — спросила она на сносном английском.
Я сказала, что нам очень нравится ее работа, и она предложила ознакомиться с образцами ее деятельности. Я была потрясена тем, как умело она создавала самые замысловатые узоры.
— Вы хотели бы выбрать товар? — спросила она, показывая на ряды туфель, сумок и кошельков, которые были искусно сработаны из мягкой вышитой кожи.
Мы примерили туфли, рассмотрели сумки, и в конце концов я купила пару зеленовато-серых домашних туфель с голубым узором, а Теодосия — крошечную сумочку такого же цвета с бледно-красным узором. Сумочка, как кисет, затягивалась изящным плетеным ремешком.
Девушка была в восторге, и когда мы расплатились, она спросила:
— Вы — с теми англичанами, которые копают в долине?
Я ответила, что наши мужья археологи, а мы лишь сопровождаем их.
— Я знаю, знаю, — взволнованно закивала девушка.
В дальнейшем мы часто останавливались у ее лавки и что-нибудь покупали. Мы узнали, что ее зовут Ясмин, что ее отец, как раньше и его отец, работает с кожей. Теперь это ремесло осваивают двое младших братьев. А ее друг работает на раскопках, поэтому она тоже интересовалась ими.
Каждый раз проходя мимо этой лавки, я искала взглядом ее тоненькую фигурку. Девушка либо сидела, склонившись над шитьем, либо беседовала с покупателями. Она стала для меня привычной частью жизни базара.
Однако никто из нас не ездил туда поодиночке. Хотя мы вполне спокойно чувствовали себя в городе, но если, как пару раз случалось, одна из нас задерживалась, рассматривая что-то, или уходила вперед, оставшуюся сразу же охватывало беспокойство. Мы чувствовали, что нас окружают совершенно незнакомые и чужие во всех отношениях люди. Теодосия ощущала это гораздо острее, чем я. Как-то ей показалось, что она потерялась, и едва не лишилась чувств. Но такие ситуации в принципе исключались, потому что мы всегда держались вместе, хотя уже довольно хорошо ориентировались в лабиринте городских улиц. Я думаю, местные жители тоже привыкли к нам. Хотя дети по-прежнему вовсю глазели на нас, взрослые проходили мимо, отводя взгляд, хотя мы чувствовали, что они ничего не упускают из поля зрения.
Слепые попрошайки заметно оживлялись при нашем появлении. Я не знаю, почему, ведь они не могли нас видеть.
Но мы всегда бросали монетки в их миски, и в ответ всегда слышали: «Да вознаградит вас Аллах!»
У Теодосии базар вызывал чувство сродни сладкому страху, какой бывает у детей. Она крепко держалась за мою руку, и в то же время по всему видно было, что ей нравилась красочная базарная суматоха. Мимо нас сновали во всех направлениях люди с темными скуластыми лицами, и их благородные профили напоминали мне рисунки на стенах храмов. Женщины, в основном, ходили с закрытыми лицами, но хорошо просматривались их темные глаза, которые казались огромными из-за краски, которую они обильно наносили вокруг них. Очень часто женщины с головы до пят были укутаны в черные одежды. Выезжая за город, мы наблюдали, как они помогают мужчинам в полевых работах. Рано утром или поздно вечером множество женщин стирает белье в реке. Вызывала удивление их способность носить на голове огромные кувшины с водой, не проливая при этом ни капли и к тому же двигаясь с необыкновенно чарующей грацией.
Казалось бы, я освоилась с окружающим меня бытием, но меня в немалой мере огорчал тот факт, что до сих пор я вынужденно стояла в стороне от работы экспедиции.
Тибальт с улыбкой выслушивал мои сетования по этому поводу.
— Здесь все совсем не так, как в Картерз Медоу, Джудит.
— Я знаю. Но я очень хочу поучаствовать, хоть немного.
— Позже, — пообещал он. — А пока, не могла бы ты вести переписку и счета? Это помогло бы тебе войти в курс дела. Ведь нужно очень многое узнать, прежде чем браться за работу на раскопках.
Я сказала, что с удовольствием это сделаю, но все же, хотела бы участвовать и в активной работе.
— Джудит, дорогая моя, как же ты нетерпелива!
Итак, мне пришлось удовлетвориться хотя бы таким поручением, но все же я не теряла надежды рано или поздно приступить к серьезной работе.
Шем ель Нессим — государственный праздник.
Тибальт был раздосадован.
— Мы должны прекратить работу только потому, что сегодня — первый день весны! — ворчал он.
