— Послушай, если он не хочет на мне жениться, это еще не значит, что он вор и собирается намеренно мне вредить! И Дональд никогда меня не обманывал…
Ленни мрачно смотрел в пол, и Дженни нахмурилась.
— Так или иначе, я скоро выйду отсюда. Но я не должна допустить, чтобы другие женщины пострадали из-за спекуляций «ДРУ Интернэшнл». Большинство из тех, с кем я здесь познакомилась, — не преступницы. Они сами жертвы.
Время свидания подошло к концу, но Ленни не уходил.
— Послушай, а почему ты не открываешь коробку, которую я тебе принес? Разве тебе не интересно, что там?
— Еще как интересно, — улыбнулась Дженни. — Я же обычная женщина из мяса и костей. Я всегда любила подарки, а здесь они для нас как манна небесная.
— Все было так красиво упаковано, — вздохнул Ленни. — Но они ее открыли. Теперь стало, конечно, хуже.
Он показал девушке большой красный бант; под ленту была засунута газета «Уолл-стрит джорнел». Было очень красиво: черно-белые страницы и красная лента.
— Не расстраивайся: не поваляешь — не поешь, — успокоила его Дженнифер. — А за газету спасибо — здесь совершенно нечего читать. — Она заглянула в коробку. — О боже! Замечательное мыло! «Флорис»! Как ты догадался, что это мое любимое?
Ленни пожал плечами и покраснел. Но Дженни не заметила его смущения: она наслаждалась разглядыванием подарков. Зубная паста, дезодорант, чипсы, луковая приправа, печенье и целая коробка роскошного шоколада «Ришар». Правда, все упаковки были разорваны, и содержимое частично высыпалось.
— Мне очень жаль, — сказал Ленни, — но они зачем-то все распечатали.
— Искали контрабанду, — равнодушно ответила Дженни и пожала плечами. — Слава богу, хоть не съели. Наша семья будет в восторге.
— Я буду приносить их каждую неделю, если они тебе так нравятся, — предложил Ленни.
Дженни удивленно взглянула на него. Разве мужчины бывают такими милыми и заботливыми? Ну, наверное, бывают. Те, с которыми скучно. Она с интересом взглянула на Бенсона. Этот человек, который приходил к ней и занимался проблемой «ДРУ Интернэшнл», был вовсе не скучным. Он был совсем не похож на того скованного, молчаливого парня, который работал в «Хад-сон, Ван Шаанк и Майклс». Сколько в жизни интересного! Никогда нельзя судить по внешности. Может быть, все мужчины не такие; какими кажутся?..
— Как ты назвал Тома?
— Тома? Желтым скунсом. И он такой и есть.
— Да.
«Может быть, не все мужчины желтые скунсы?» — думала Дженнифер, глядя на Ленни.
— Что с тобой? — спросил он. — Ты стала такая тихая.
— Ничего, — ответила девушка. — Все хорошо.
И она снова опустила руку в драгоценную коробку с подарками.
Звонок переговорного устройства вывел Гвен из задумчивости.
— Миссис Хардинг, комиссия уже собралась. Ждут только вас, — прозвучал из динамика голос мисс Ринглинг.
— Спасибо. Я сейчас выйду.
Сегодня был судный день для Шер Макиннери. Гвен могла сказать об этой женщине только хорошее. Какое счастье, что хоть кто-то выйдет из Дженнингс до того, как здесь начнется этот ужас! Гвен оставалось надеяться, что Макиннери не будет вести себя, как в прошлый раз, и не упустит возможности выйти на свободу. К сожалению, иногда такое случалось. Страх перед большим миром за стенами тюрьмы и раздражение, которое вызывали чопорные самодовольные члены комиссии, заставляли женщин делать глупости. Они вели себя вызывающе или нарушали правила и снова оставались в тюрьме. Но Шер Макиннери была не из «профессиональных» заключенных. Она отличалась разумным поведением, особенно после того, как Мовита приняла ее в свою семью. Подумав об этом, Гвен вздохнула. В пеницитарной системе существовало много правил, придуманных мужчинами для мужчин, которые не годились и были даже вредны для женщин. Одно из самых неприятных требований заключалось в том, что досрочно освобожденные не имели права общаться с заключенными. Для мужчин это имело смысл, так как многие молодые люди, впервые попавшие в тюрьму, перенимали криминальные приемы у опытных мошенников и воров, которые втягивали их после освобождения в свои преступные сообщества. Но женщины — особенно приговоренные к долгим срокам — серьезно привязывались к подругам по заключению и потом могли бы поддерживать друг друга на свободе. Запрещать им вступать в контакт с другими членами их семьи было не только излишней жестокостью, но и приводило к обратным результатам.
Отрывать Шер от ее сестер по несчастью было жестоко и несправедливо. Ведь когда Шер выйдет отсюда, ей нельзя будет общаться с Мовитой, Терезой или Зуки, не только пока они сидят в тюрьме, но и потом, когда кто-то из них окажется на свободе.
Отбросив бесполезные сетования, Гвен достала досье Макиннери и вышла из кабинета. Она улыбнулась сидящей за своим столом Мовите.
— Перемены полезны для всех, Мовита, — сказала она и пошла исполнять свою роль мамы, учительницы и медсестры — может быть, в последний раз в своей жизни.
После заседания Гвен постаралась сохранить непроницаемое выражение лица, чтобы Мовита не смогла догадаться о принятом решении. Она знала, что женщины очень близки, но комиссия должна была сама объявить результат. Не годится о таком серьезном деле, как досрочное освобождение, узнавать из сплетен и слухов.
Хардинг снова так глубоко погрузилась в свои мысли, что чуть не подпрыгнула на стуле, услышав звонок переговорного устройства.
— Да?
— К вам пришли из «ДРУ Интернэшнл».
Голос Мовиты был каким-то неживым. Что это? Искажения динамика или реакция на посетителей? Гвен знала, что Мовита далеко не глупа и должна была давно почувствовать, что в воздухе пахнет переменами. Кроме того, в тот вечер, о котором Гвен всегда вспоминала с ужасом, она могла сама рассказать Мовите что-нибудь лишнее, хотя и не помнила об этом. Но о событиях того вечера они с Мовитой ни разу не говорили.
Хардинг нажала кнопку переговорного устройства.
— Когда они войдут, сразу пригласи их ко мне, Мовита.
— Хорошо, миссис Хардинг, — был ответ. «Больше всего я буду скучать по Мовите Уотсон», — подумала Гвен, тяжело опираясь о край стола и отодвигая стул. Она встала и подошла к маленькому зеркалу. Легкие, почти незаметные следы ушиба еще оставались у нее на лбу. Гвен припудрила синяк и подмазала губы, затем принялась мерить шагами маленький кабинет в ожидании посетителей.
Сколько же она еще здесь продержится? Когда ее уволят? Может быть, уже сегодня? Гвен остановилась и выглянула в окно. Все три окна ее кабинета выходили в тюремный двор. Может, там уже стоит пикап, который увезет ее отсюда навсегда, чтобы освободить место для ее преемницы?
