прибившее меня волной, растекалось по телу, от любого порочного прикосновения и я задыхалась от собственных чувств, мычала сквозь кляп и наслаждалась каждой секундой этой сладчайшей как шоколад пытки.
Она горячим потоком расходилась по моей крови, ускоряя ритм сердца, учащая дыхание.
Вот ткань накрыла мне грудь, а через мгновение я ощутила, как соски что-то сильно сжимает.
Но ткань не дала пробраться в мозг боли, оставляя мне ощущать только острое, уже ни с чем сравнимое, наслаждение.
Давид сзади и, ласкает кожу ягодиц, пробирается ниже собирает влагу с половых губ, снова и снова пощипывая клитор. Пару мгновений спустя задыхаясь от остроты чувств, я ощущаю, как мне задирают ноги и закрепляют на распорках.
О, мой Бог.
Растяжка позволяет, но сама поза, да еще и с выставленной напоказ промежностью вопиющие развратная, как и пальцы, порочным движением вторгнувшиеся внутрь.
— Какая мокрая, послушная сучка.
Он растягивает пальцами лоно, не говоря ни слова, забирается глубже, проникает чаще, пока тело не прошибает горячий поток услады, и я не дернулась.
Вставь туда член, вставь, возьми, сделай своей.
И он словно слышит, сводит с ума дыханием между ног, сплевывая прямо в промежность, размазывает влагу. Теперь он приставляет головку члена. И хоть я не вижу, то знаю каждое его движение, каждую эмоцию в голосе.
Но Давид не торопиться и я, чувствуя как шелестит ткань, как он тянет ее, соски тянутся за ней мычу содрогаюсь, ощущая как Давид натягивает и меня на свой внушительный, словно вылепленный скульптором член.
Медленно, так чертовски медленно, что мне удается прочувствовать каждую венку, испещряющую член, каждое соприкосновен плоти, каждыый удар сердца, пока он не упирается в матку и не замирает.
Остается там и сильнее тянет на себя мою грудь, касается языком губ и шепчет.
— Как же у тебя тесно, всегда так чертовски тесно, — рукой сжимает грудь, другой продолжает тянуть соски и приказывает.
— Двигайся. Сама, — сердце ухает вниз. Как?
В такой позе получалось, как на волнах. Туда, сюда, пока терпение Давида не закончилось, и он не отпустил ноги, перевернул меня, и с размаху, повергая, в беспамятство взрывается снова. Раз, другой третий.
Пока тела не стали сталкивается в одной точке, разбрызгивая влагу, что каплями касалась мою кожу.
Глава 66
И вот уже почти, почти на грани острого удовольствия он резким движением меня покидает, от чего я недовольно мычу.
Ноги снимают с распорок, и я уже уверена, что все закончилось и мы начнем игру на равных в которой я будут мучить его столь же извращенно, как вдруг мои ноги поднимают вверх прямо к рукам.
Растяжки хватает, но все равно ощущается дискомфорт.
Хочется крикнуть, спросить, что он делает, но я только мычу в кляп, когда установка едет внизу и Давид прицепляет уже мои ноги, делает перевязку на талии, а руки отпускает, так что я четко падаю лицом вниз и касаюсь пола кончиками.
Шевелю затекшими пальцами и верчу головой, пытаясь дать понять, что устала ничего не видеть и молчать.
— Потерпи милая, — снимает он кляп. Установка едет, поднимая меня вверх головой над мягким полом.
— Да… — прочищаю я горло и тянусь к повязке, но он перехватывает руки. — Давид…
Ноги обдувало лёгким ветерком, как и живот и грудь, которую он освободил от ткани. Повязка полностью закрывало мне обзор, и я руками пыталась снова снять ее, но получала по рукам.
— Нельзя, я сказал!
Я не видела Давида, но буквально каждым миллиметром кожи, которую покалывало, ощущала его одержимый взгляд.
— Давид, давай прекратим дурачиться, — потребовала я, слушая сквозь шелковую ткань, как он ходит вокруг меня и гладит руками чуть повисшую грудь, соски, ягодицы.
Проводит по талии, пересчитывает ребра. Откровенно говоря, сейчас мне хотелось просто лечь и потрахаться. Осматривает.
Но разве можно спорить и что-то говорить, прицепленная вверх головой как тушка.
Я на грани стыда и возбуждения, не зная, в какую сторону кинуться, как путник, застывший на развилке между домом и борделем.
С одной стороны вот так висеть вниз головой, как пойманная дичь, было неимоверно унизительно. С другой стороны, власть Давида, которую он так часто демонстрировал, будоражила сознание и вводила в искушение поддаться и оказаться полностью в его жадных руках.
Покориться окончательно и забыть о своей сущности.
— Я так соскучился по тебе.
Давид нежно поглаживает оголённую попу и пальцами постоянно забирался внутрь, чуть касаясь увлажнённых губок между ног.
Он сподобился их раздвинуть для лучшего доступа и ласкал внутреннюю часть то одного бедра то другого, вызывая мелкую дрожь по всему телу.
— Никогда не думал о таком положении, но это даже любопытно, как считаешь? — спросил он, наклонившись к моему лицу и лизнув губы.
Я ещё подёргалась для приличия, обдумывая сложившуюся ситуацию, и констатировала:
— Больная фантазия таких как мы, вызванная долгим воздержанием от половых отношений может порой творить страшные вещи.
— Таких как мы, — усмехнулся Давид. — Есть мнение, что мы извращенцы. Но я считаю, что мы с тобой выше тех, кто хочет обычных отношений. Мы посвящены в тайну, возвышающую нас над смертными. Ты и я. Мы. Вместе.
Его голос и слова как мед растекались по сердцу, полностью отражая то, что я когда то писала. Считала. Мне казалось, что такие люди выше других, потому что знают больше, посвящены в некую религию.
Религию истинного доверия. Там нет ссор. Нет скандалов. Есть четкое разграничение. Он главный, ты принимаешь все, что он скажет. Будешь получать удовольствие от любого его решения. Даже в жизни. Даже если он совершит ошибку, сделает тебе больно. Твоя задача смиренно ждать и простить.
Но даже в юности я понимала, что истинные пары БДСМ сказка. Утопия. И тем ценнее, что я нашла свою.
