Высказав все это, я не солгала ни единым словом. Мое собственное маленькое предприятие было исключительно моим, и ничьим больше. Поэтому я и могла контролировать все операции до малейших деталей. И кстати о деталях: вообрази я, что на меня собираются повесить обвинение в краже, та груда камней, что хранится в моем сейфе, могла молниеносно исчезнуть: в реке, канализации, чьей-то сумочке, мусорной урне метро. Я могла оправдаться, не вступая в конфликт с законом и не вызывая излишних подозрений. Но эти люди имели дело с вещами большого размера: комодами, буфетами, кроватями, картинами. А если вас поймают с парой поддельных горок в стиле Людовика XVI или фальшивым Гейнсборо, поверьте моему опыту — исчезнут не вещи, а вы, но я не настолько молода и здорова, чтобы все это выдержать. А реплика Оуэна за нашим первым ленчем в «Кливденз» насчет краденых или поддельных предметов антиквариата! Так он искренне считает, что правительству нет до этого дела? В Америке, может быть, но в Англии, Франции, Италии?! Там защита и сохранение антиквариата — вопросы первейшей важности. Сама мысль об участии в операции такого масштаба повергала меня в ужас. Мало того, пугала до смерти. Придется во всем зависеть от их умения довести дело до конца и не попасться, в чем я сильно сомневалась. Скорее уж я уволюсь. Заберу свои игрушки — и в путь.
— Понимаю, — ответил Оуэн, но я почему-то сомневалась, что это так и есть. Я все еще не слишком проникла в его менталитет и не всегда могу сказать, о чем он думает.
— Насчет этого не волнуйся. Откровенно говоря, Гил предпочел бы сам с этим управиться.
Готовность Гила побеседовать со мной на эту тему, и без того не слишком горячая, со временем, можно сказать, увяла. Иногда его отношение ко мне граничило с откровенной враждебностью. Возможно, он просто ревновал к моим становившимся все более тесными отношениям с Оуэном.
— А теперь, — добавил он, открывая лежавшую на столе папку, — перейдем к делу. Не сумеешь дозвониться до этого парня? — Он протянул мне листок бумаги с одним словом: Хиллер. — По-моему, он живет в Вермонте.
— Это его компания?
— Нет, фамилия. Джон Хиллер. Он хакер.
— То есть компьютерный хакер?
— Лучший в своем деле.
Я поспешно заткнула уши.
— Только не рассказывай. Не желаю слышать подробности.
Когда я закрывала за собой дверь, Оуэн все еще смеялся.
* * *
За спиной тихо звякнул лифт, дверь бесшумно раздвинулась, и в приемной появилась самая красивая и элегантная женщина, какую я когда-либо видела в жизни. Я сразу же узнала Одессу Ниандрос. Ее известности могла позавидовать принцесса Диана. Она славилась многим, в том числе и редкой красотой: волосы, уложенные в прическу каре, как у фарфоровой куклы, такие черные и блестящие, что отливали синевой, широко поставленные раскосые глаза цвета летнего неба, высокое, гибкое, тренированное тело, двигавшееся с грацией балерины. Она всегда носила только белое. Была очень, очень богата. Очень, очень щедра. И, как говорили, могла быть очень, очень милой… когда добивалась своего. А она всегда добивалась своего. И, что важнее всего, управляла наследством своей покойной сестры, принцессы Арианны. Одесса Ниандрос была игроком высшей лиги и теперь выбирала фирму, которая могла бы продать накопленные сестрой богатства с наибольшей прибылью. Состязание между тремя аукционными компаниями достигло невероятного накала. Любой из нас сделал бы все, чтобы заполучить ее.
Она подплыла к моему столу, как сошедший с небес ангел. Я поспешно нацепила на лицо улыбку.
— Добро пожаловать в «Баллантайн и Кº», мисс Ниандрос. Как видите, мы почти оправились.
— Какая трагедия. Сожалею о ваших потерях.
Какой низкий, гортанный, пробуждающий воспоминания о дорогих сигаретах и поздних ночах голос с сильным медово-сахарным акцентом.
— Мистер Брейс ожидает меня.
— Я немедленно сообщу ему, что вы здесь. Извините.
Я закрыла за собой дверь кабинета Оуэна. Он, как всегда, прижимал к одному уху трубку телефона, а к другому — сотовый.
— Ты знал, что сегодня приедет Одесса Ниандрос?
— Что?
— Одесса Ниандрос. Она здесь. Говорит, что ты ее ждешь.
Оуэн поморщился и покачал головой:
— Что ей надо?
— Кому интересно, что ей надо? Надевай пиджак и поправь галстук. Хочешь, я позвоню Дэвиду? Попрошу прийти?
После истории с бомбой Дэвид присутствовал на каждом совещании, каждой встрече, потому что наша фирма становилась центром притяжения для всех имеющих хотя бы косвенное отношение к юридической профессии. Благодаря влиянию и финансовым возможностям клиентов, пострадавших при взрыве, мы, похоже, собирались поставить рекорд по количеству предъявленных нам исков, нараставшему словно лавина и за одну ночь превратившему нас из аукционистов в ответчиков.
Дэвид объявил Оуэну, что это только начало.
— Самые крупные иски еще впереди, и они нас удушат. На пострадавших работают лучшие адвокаты страны.
— Ну и черт с ними! — взорвался Оуэн. — Меня не запугаешь! Я тоже пострадавшая сторона!
— Не совсем. У тебя остались глаза, уши, кожа, руки, ноги и пальцы на руках и ногах.
— Дэвида? — Оуэн задумался. — Давай сначала узнаем, чего хочет мисс Ниандрос.
Подав напитки: горячий чай для нее и черный кофе для него, — я вернулась к себе и скрестила пальцы.
— …итак? — спросила я двадцать минут спустя, едва Одесса удалилась.
Оуэн пожал плечами:
— Не стоит заранее радоваться, но она собирается распределить коллекции между тремя фирмами, так что мы определенно в деле. Особенно во всем, что касается драгоценностей. Благодаря русским у нас репутация истинных экспертов. Посмотрим.
— Она напоминает мне Кубла Хана[15].
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, она не только похожа на монголку, но и выглядит так, словно может причинить боль, не находишь?
— Кому? — осведомился Оуэн с плотоядной улыбкой.
— Определенно тебе.
— По-моему, ты спятила.
— Да ну? Советую поостеречься. Не успеешь оглянуться, как она свяжет тебя, вырвет сердце и съест, прежде чем ты поймешь, что тебя всего лишь намеревались поцеловать.
— Знаешь что?
Оуэн обнял меня и вдавился в мое бедро.
— Что?
— Я только и думаю что о тебе.
— Вздор!
Но потом он поцеловал меня, стал ласкать, снял жакет и лифчик одним плавным движением, так что я ему поверила.
Через несколько минут Оуэн попросил соединить его с Гилом.
— У меня кое-какие сведения, — объявил он без предисловий. — И план тоже. Она в жизни не поймет, что ей врезало по башке.
