к слонику на обоях возле окна. На них цветы, и он как будто их ест. – Столько раз хотела заменить обои, но не смогла решиться.
Она упирается руками в столешницу и шмыгает носом.
– Нинуль… Ну почему ты не сказала. За деньги переживала? Дурочка. И мы дебилы. Отложили же их. Квартиру тебе купить хотели.
Мама… Из груди как будто сердце с мясом рвут. Подрываюсь и со спины обнимаю. Мама… Мама… Прости. Дура. Просто ревнивая дура.
– Я думала вам все равно, – сипло ей в спину. – Вы столько про Улю говорили после ее отъезда. Я…
– Уля…
– Мама, почему папа сказал, что я единственная?
Она судорожно вздыхает, поворачивается и меня к себе притягивает.
– Потому что это правда.
– Но Уля…
– Дочь моей сестры-наркоманки. Она не наш ребенок.
Глава 69.
За некоторое время до событий настоящего времени.
****
Борис Распутин не терпел, когда что-то шло не по плану. Это заставляло в какой-то момент теряться и искать быстрый выход из ситуации. Часто неверный.
Вот и сегодня.
Борису нужно было присутствовать на весеннем празднике города. Все должны думать, что он испытывает эмоции, но не поддается им. Что смерть жены никак не повлияла на его внешнее состояние. Значит комбинат, да и весь город в целом будет функционировать хорошо.
Он и хотел здесь побывать, пообщаться с работниками завода, их детьми, чтобы все думали, что он нормальный, адекватный. Как все. Чтобы все думали, что он переживает. Жалеет о своем поступке.
Только вот, единственное, о чем он жалел, что не придушил тварь своими руками.
Что смалохольничал и отпустил суку, что опозорила на весь город. А то, что без возможности жить… Так она же клещ и должна уметь приспосабливаться. Всегда такой была. Еще в девятнадцать, вцепилась, убедив, что ждет ребенка.
Тяжело вздохнув, Борис глянул на небо, серое, как и его глаза.
– Есть шанс у главы области получить в этом месяце свои деньги? – спросил Иван.
Он только появился на службе Бориса, но уже успел спасти ему жизнь. Зарекомендовать себя, но при этом не приближаться.
– Пусть проблему с железной дорогой решит, – ответил Борис. Состав с оборудованием для комбината встрял из-за разборок железной дороги и хапуг в областной думе. Борис не лез туда. Пока что.
– Если оборудование не придет через неделю, и мне самому придется решать этот вопрос, область не увидит денег еще полгода.
– Она у нас и так небогатая.
– Главное, что наш славный Виктор Георгиевич разъезжает в новом Лексусе, а его шлюха на порше.
– То есть, – Иван записывает в блокнот. – Слать на хуй....
– «Хуй» пиши большими буквами, чтобы он понял.
Иван усмехается и решается на вопрос, который они с шефом недавно обговаривали.
– Борис Александрович…
– В Москву к осени. Пока ты мне нужен здесь.
Иван кивнул. На большее он и не надеялся. Теперь он тоже задрал голову и услышал:
– Дождь вроде не обещали.
– Нет, босс… Взорвем Гидрометцентр? – сказал он теперь громче. И все, кто стояли рядом, прыснули в кулаки. Они давно прислушивались к разговору. Но Борис все говорил ровно то, что другие должны были услышать. Он не произнес, что в проблеме железных дорог имеет свой интерес. Например, акции в железных дорогах, которые ему упорно не хотят продавать.
– Взрываем, – повторил Иван.
– Если это поможет разогнать тучи, – Борис не любил шутить. Хотя другим казалось иначе.
Вот и сейчас кружок людей смеется, передавая друг другу шутку. Знали бы они…
Дождь начал накрапывать, и все распустили зонты или надели дождевики. Не потому что знали, а потому что привыкли к непредсказуемости Сибирской погоды.
Борис быстро глянул в сторону, ощутив жжение на щеке. Сердито сжал челюсть.
Старшая дочь Лени Пермякова, лучшего сталелитейщика, опять пялилась и призывно облизывала губы.
Копия бывшей. Красивая дрянь, прекрасно знающая, как пиздой себе отвоевать место под солнцем.
– Нинка опять у меня схлопочет, – слышит он голос Лени Пермякова. Мужик ему нравится, прямолинейный. Никогда не врет. Что делает его очень опасным. Убить нельзя, так как он на заводе уже лет двадцать и его знает каждая собака в этом городе. Прогнуть тоже не выйдет. Именно поэтому Борис общается с ним довольно нейтрально, но держит рядом.
Границы знают оба.
– Ты поорешь и все простишь, – высказывает его супруга.
Борис скользнул взглядом по ней: темной копне волос, густым темным бровям. На Пермякова, с примерно такими же данными и нашел их старшую дочь.
Как же ее… Ульяна.
Судя по внешним данным, родства прямого там нет. Зато с девчушкой, скачущей под дождем, полно.
Тяжелая челюсть отца, высокий лоб матери и темная коса, постоянно бьющаяся о крепкий, круглый зад, так сильно напоминая удары хлыста.
Борис нахмурился, ощущая внутри дискомфорт от этой мысли, но быстро отбросил ее в сторону.
Пермяков часто говорил о младшей. Порой Борису казалось, что сватал. Но это просто отцовская гордость за девчонку сорванца.
Не каждая полезет на трехметровое дерево за летучим змеем. И точно не каждая отправится в лодке на другой конец озера, чтобы найти клад.
Борисом никто никогда не гордился. Каждое его движение осуждалось, каждый проступок карался ударами ремня.
И он даже ощутил мимолетную зависть к этой девочке, что уже выплясывала вокруг залитого дождем костра, пока другие люди начинали запевать народный мотив.
Нина… Она вытянула людей в хоровод и со смехом заставила пойти упиравшуюся сестру.
Когда она нашла взглядом мать, а та начала пятиться, Борису хотелось последовать ее примеру.
Потому что было ощущение, что на него несется тайфун из эмоций и смеха.
Борис не мог позволить себе ни того, ни другого, но смотреть и питаться этой красочной энергией ведь никто не запрещает?
Она со звонким, бьющим по ушам смехом взяла мать за руки и стала тянуть в сторону круга.
– Мам, ну, мам. Ну это просто хоровод. Пойдем. Ну, папа. Скажи ей!
От запахов, что излучала эта девчонка: смеси кожи, свежескошенной травы и земли у Бориса перед глазами начали расплываться круги.
А когда она все-таки вынудила мать идти с ней, и стала поворачиваться в сторону веселья, кончик мокрой косы в полете дугой почти коснулся лица Бориса.
Он даже раскрыл губы, словно собираясь ее поймать, но словил только несколько брызнувших капель. Он непроизвольно растер их по деснам языком, как порошок кокаина и стал дышать чаще.
И просто смотреть. Скользить взглядом по еще не до конца сформированной фигурке. Смотреть. Смотреть…Беситься от внутреннего дискомфорта.
– Она всегда такая? – раздраженно спросил Борис, впервые ощущая непросто желание трахнуть, скорее желание разорвать в клочья, чтобы не мешала привычному существованию.
Но перед этим разумеется поиметь. Косу на кулак намотать и натягивать. Чтобы визг в ушах стоял пронзительный.
– Ага. Совсем еще дуреха.
Даже Борис не был таким ублюдком, чтобы нагибать юную девку.
Так что убрался подобру-поздорову. Но пока отъезжал на машине, не сводил с нее внимательных глаз, с самого детства подмечавших детали. Разлет длинной юбки, что отрывает круглые коленки. Синяк на бедре.
