Вот почему Роберт только молча проводил Гвен взглядом, потом вошел в спальню и тихо закрыл за собой дверь. И сразу же пожалел об этом. Он, однако, ничего не предпринял — просто продолжал стоять в полутемной комнате, понимая, что любой решительный шаг, любая попытка сближения с Гвен будет для него очень и очень нелегкой. Роберту было трудно бросить открытый вызов друзьям, которых он знал столько лет, но еще труднее ему было совладать со своими воспоминаниями и со своей тоской по Энн. Почти сорок лет он неизменно был верен ей, и теперь его душа была неспокойна. Если одной мысли о том, что они с Гвен могли бы стать больше, чем просто друзьями, хватило, чтобы причинить ему острую боль, что же будет, если он действительно отважится на решительный шаг?!
Роберт пока не знал, как он справится с собственной совестью. Гвен скорее всего тоже этого не знала, но это была не ее проблема. Он должен был решить все сам. И, лежа без сна на шаткой, разболтанной кровати, Роберт думал об Энн, гадая, что бы она сказала, если бы могла слышать сейчас его мысли.
Потом он стал думать о Гвен. Роберт спрашивал себя, спит ли она или, как он, лежит без сна; что на ней надето и надето ли вообще. Под эти мысли он незаметно заснул, а когда проснулся на следующее утро, то сразу же вспомнил, что Гвен ему снилась.
И, бреясь перед завтраком в ванной комнате, Роберт поймал себя на том, что ему не терпится как можно скорее увидеть ее наяву.
Когда Роберт спустился на кухню, Гвен была уже там. Она пила кофе с молоком и читала «Геральд трибюн». Больше в кухне никого не было.
Завидев Роберта, Гвен налила ему кофе и протянула половину газеты.
— Как тебе спалось? — спросила она. В ее голове звучали искренняя забота и внимание, и Роберт поймал себя на том, что ему это нравится. Очень нравится. Ему было приятно сознавать, что о нем снова кто-то заботится.
— Нормально. Более или менее нормально, — ответил он. — Иногда мне снится Энн…
Роберт не сказал, что в эту ночь ему снилась вовсе не покойная жена — ему снилась Гвен, но как раз это его и беспокоило. Ему хотелось быть с ней, но он считал — и совершенно искренне, — что не достоин такой женщины, как она. Кроме того, Роберт по-прежнему был уверен, что не имеет права ни на физическую близость с Гвен, ни просто на эмоциональную привязанность, сколько-нибудь выходящую за рамки обычных дружеских отношений. И не имело никакого значения, что Энн умерла. То есть наоборот: именно это обстоятельство делало его проблему такой трудноразрешимой. Интересно, снова и снова спрашивал себя Роберт, что сказала бы по этому поводу сама Энн? Одобрила бы она его или, наоборот, обвинила в измене, как сделали это Диана и Паскаль?
— Мне тоже было непросто встречаться с другими мужчинами после того, как я развелась с мужем, — вдруг сказала Гвен. Она как будто поняла, что он чувствует, и не хотела его торопить. Ее тактичность импонировала Роберту, но сейчас он бы предпочел, чтобы кто-нибудь снял с него ответственность и дал возможность поступать так, как ему хотелось.
— Переход от одной жизни к другой никогда не бывает легким, — продолжала тем временем Гвен. — А ведь я была замужем всего девять лет с небольшим, а вы с Энн — тридцать восемь. Это большой срок, его нельзя так просто сбросить со счетов. Переживания, боль, воспоминания о прошлом, самоанализ и неуверенность в себе — без этого не обойтись, но это в большинстве случаев проходит. Нужно только время…
— Честно говоря, никогда ни о чем подобном не думал, — признался Роберт. — Мне и в голову не приходило, что… что с Энн может случиться что-то подобное и я останусь один.
И тем более ему не приходило в голову, что он может полюбить кого-то другого, но об этом Роберт заговорить не осмелился.
— Я тоже не думала, что моя семейная жизнь закончится разводом… — ответила Гвен. — Но иногда жизнь складывается самым неожиданным образом, и человек оказывается один на один с обстоятельствами, к которым он совершенно не готов, которых не ожидает и которых боится больше всего на свете.
Роберт никогда не спрашивал Гвен, что положило конец ее браку, а она предпочитала обходить эту тему молчанием, но сейчас ее как будто прорвало.
— У Герберта появилась женщина… У них были очень серьезные отношения, а главное, она была моей самой близкой подругой. И когда я об этом узнала…
— Ты от него ушла, — закончил за нее Роберт. Гвен кивнула.
— Да. Чтобы принять решение, мне потребовалось не больше пяти секунд. Я даже не раздумывала — это был почти рефлекс! Я просто собрала свои вещи и ушла.
— А что сделал он?
— Он просил меня вернуться… Умолял вернуться, но я не хотела даже встречаться с ним и не отвечала на его звонки и записки. Довольно долгое время я по-настоящему ненавидела Герти, хотя со временем ненависть моя остыла… Но я так и не простила ни его, ни ее. Она была моей подругой, но я обвиняла обоих. И ненавидела.
— Скажи, ты когда-нибудь жалела, что ушла от него?
Да. Я долго казнила себя за… за свою поспешность, но Герберт об этом так никогда и не узнал. Я была слишком горда, чтобы показать ему, будто о чем-то жалею. Я считала — очень важно, чтобы он ни о чем не догадывался. Это был очень болезненный удар по моему самолюбию, и я ужасно страдала. Я вела себя глупо — теперь я это понимаю, но тогда… Я не дала ему ни малейшего повода надеяться. Мне не хотелось, чтобы он догадался, что я все еще его люблю…
— А сейчас? Что ты чувствуешь сейчас?
— Все прошло. Во всяком случае, я могу говорить и думать об этом спокойно, но тогда… Впрочем, не только тогда. Довольно долгое время я страдала, желала ему всяческого зла — и в то же время была в отчаянии.
— Ты сказала — возможно, ты допустила ошибку. Как ты думаешь — что ты могла сделать? Принять его обратно?
Ответ Гвен удивил Роберта.
— Да. Думаю — да. Я считаю, что человек только тогда чего-нибудь стоит, когда он умеет прощать. Больше того: именно человек, который прощает другим, имеет право называться человеком. Не человеком с большой буквы, а просто человеком… Мне потребовалось очень много времени, прежде чем я смогла простить Герберта, но было уже поздно. Когда… когда это случилось, я желала только одного: наказать его как можно больнее. Что ж, я своего добилась — я развелась с ним, и он этого не выдержал. Лишь много позже я поняла, что могла бы простить Герти, могла все забыть и остаться его женой… Но я опоздала и до сих пор жалею о том, что не сумела перешагнуть через собственное «я»… А ведь то же самое могло случиться и со мной, это я могла быть на его месте.
Роберт кивнул. Он понимал Гвен, понимал, что ей нелегко пришлось. И тогда, и потом тоже.
