Через месяц я пошла на повышение и стала бегать с подносом по ресторану, обслуживая иностранных туристов. Я прошла жизненно важную школу выживания, да и психологии я училась не по учебникам. Только я могла продать одну и ту же бутылку водки пять раз за вечер одним и тем же пьяным клиентам! Только я могла на три четверти разбавлять водку в графине и приносить ее в дым пьяным клиентам! Я прекрасно понимала, что, когда клиенты дойдут до кондиции, им уже совершенно нет разницы, что они будут пить – воду или водку. Единственное, что от меня требовалось, – преподнести этот графин так умело, словно там налита отличного качества самогонка.
В то время мне слишком много приходилось терпеть.
Я выработала в себе железную силу воли и умение не расстраиваться по пустякам. Сколько хлопков по заднице, щипков, наглых приставаний я перенесла, будучи почти ребенком, – страшно вспомнить, но я всегда улыбалась, давая выход своей злости в тот момент, когда выписывала счет. Я умудрялась обсчитывать на пятьдесят рублей и больше с наглой улыбкой на лице и при этом не забывала брать щедрые чаевые. Другие официантки были намного старше меня, но даже они поражались, как ловко я все это делаю. Они говорили, что это талант. Поэтому самых несговорчивых клиентов всегда посылали ко мне.
Когда освободилось место администратора ресторана, все в один голос предложили мою кандидатуру, хотя по возрасту мне было еще не положено занимать такой пост. И все же в восемнадцать лет я стала администратором столь солидного заведения. Я была как рыба в воде на своей работе и неплохо зарабатывала. Сняла уютную квартирку в центре города, купила маленькую японскую малолитражную машинку, привела себя в порядок и приоделась. В тот момент я и встретила его. Он годился мне в отцы, если не больше. Он был крышевой нашего ресторана, и мне волей-неволей приходилось с ним общаться, устраивая банкеты для него и его братков. Я многим ему обязана, и поэтому воспоминания, связанные с ним, не такие грустные.
Теперь, имея деньги, я вспоминаю свое прошлое со слезами на глазах. Когда нахлынет, я всегда стараюсь выплакаться и себя пожалеть. О том, что со мной было, знает только Юлька. Она сумасшедшая, потому что восхищается мною. Юлька считает, что мне нечего стыдиться и скрывать, но я так не считаю. Чтобы понять все это, надо это пережить. Наверное, поэтому, бывая в Хабаровске, я стараюсь не проходить мимо «Интуриста». Там осталась частичка моего сердца, моих слез, унижений во имя того, чтобы доказать окружающим, на что я способна.
Сейчас я живу совсем другой жизнью, но та жизнь навсегда останется в моей памяти – ведь она легла шрамом на мое очерствевшее сердце.
Я поднялась и вновь налила себе виски, величиной в два пальца. Жар от камина расходился по всей гостиной и приятно обволакивал мое тело. Что ж, пожалуй, самое время объясниться с Бульдогом. Пусть я пьяна, но я хочу услышать, что он скажет. Я хочу прижаться к его груди, почувствовать его огромные сильные руки и приятное тело.
Именно сейчас мне хочется просто быть женщиной.
Обыкновенной земной женщиной, которой не чуждо ничто человеческое и которая хочет любить и быть любимой.
Я подошла к зеркалу и чокнулась со своим отражением. На меня смотрела симпатичная особа в тоненьких кружевных трусиках.
– Привет, Лана Владимировна! – улыбнулась я себе.
Но мое отражение не желало отвечать.
– Не хочешь разговаривать – и не надо! – разозлилась я, допила свой бокал и запустила им в зеркало. Бокал разбился, не оставив на зеркале никаких следов. Слегка покачиваясь, я дошла до шкафа и достала белую норковую шубу. Натянув ее на голое тело, я блаженно вздохнула. Затем вновь посмотрела на свое отражение в зеркале и игриво подмигнула ему. Отражение ответило мне тем же, и я поняла, что мы подружились.
В голове все переплелось. Фома, покойник в шкафу, Димка, роющий могилу Пол, танцующий стриптиз, демонстрируя свое шикарное черное тело, но я твердо знала, что в данный момент я хочу только одного: это тепла Бульдога. Его горячих и страстных поцелуев, нежных речей на ушко. Я хочу его, черт побери, – и ничто не сможет меня остановить.
Я взяла внутренний телефон и вызвала домработницу, приказав ей принести ключи от чулана. Минуты через две домработница зашла в гостиную, посмотрела на камин, затем на меня, закутанную в шубу, растерянно вздохнула и произнесла:
– Бог с вами, Лана Владимировна. На улице лето, а вы в шубу закутались.
– Мне холодно, – прошептала я.
Домработница перевела взгляд на пустую бутылку из-под виски и покачала головой.
– Конечно, столько выпить.
– Ты же знаешь, как я люблю виски.
– Знаю, но не в таких же количествах!
– Виски в два пальца и еще глоток! – засмеялась я.
– Ну а шубу-то зачем надели?
– Ты же знаешь, как я люблю мех… Но только натуральный. От искусственного у меня аллергия… – развеселилась я.
Домработница покачала головой и протянула ключи.
– Может, с вами кого из охранников послать?
– Не надо! – разозлилась я. – Ты уже и так задала слишком много вопросов! Я делаю то, что хочу, и никто не сможет меня остановить.
– Извините, Лана Владимировна, – пролепетала домработница и поплелась восвояси, коря себя за острый язык, уж ей-то было не привыкать ко всем причудам своей хозяйки.
Я еще раз посмотрелась в зеркало и удовлетворенно кивнула. Ох, чертов возраст! Ненавижу! Сохранять свою точеную фигурку становится все тяжелее и тяжелее. Годы берут свое.
Надев на шею бриллиантовое колье и поплотнее закутавшись в белую норковую шубу, я влезла в тоненькие туфельки лодочки и пошла в чулан. Открыв дверь, почувствовала, как мое раскаленное тело бросило в дрожь, катастрофически не хватало воздуха. В подвале тускло горела неяркая лампа. Бульдог сидел, облокотившись на батарею и закрыв глаза. Руки его были прикованы наручниками к огромной чугунной батарее.
– Привет, – сказала я дрожащим голосом и закрыла за собой дверь.
– Привет, – вздрогнул Бульдог и уставился на меня..
Я встала напротив него и распахнула шубу. На мне не было ничего, кроме тоненьких синих трусиков в виде бабочки с маленьким позолоченным бантиком. Бульдог широко раскрыл глаза, уставился на мое роскошное тело и тяжело задышал. Я взлохматила волосы и томным голосом спросила:
– Бульдог, я что-то забыла, чем пахнут мои волосы?
Ответа не последовало. Бульдог по-прежнему смотрел на меня жадными глазами не отрываясь.
– Макс, тебе нравится? Это колье стоит больше, чем шестисотый «мерседес», а эту шубу не сыщешь днем с огнем ни в одном меховом бутике, потому что таких норок в природе единицы. Это альбиносы. Такие рождаются одна на тысячу. Эта шубка потянет на хорошую квартирку на Невском проспекте. Посмотри, какая она широкая, и прикинь, сколько мелких зверьков понадобилось, чтобы сварганить такую шубку. Эту шубку шили не на какой-нибудь кустарной фабрике, ее сотворил один из самых – выдающихся французских кутюрье. Это эксклюзивный экземпляр, второй такой нет. Мои туфли сделаны из натуральной змеиной кожи. Это кожа кобры. Присмотрись, как она блестит. А теперь посмотри на мое тело. Оно стоит намного больше, чем колье, шуба и туфли, вместе взятые. И это тело принадлежит тебе. Если хочешь, я могу снять с тебя наручники. Я не боюсь тебя, так как думаю, что нельзя стереть из памяти все то, что у нас было.
