Она неожиданно подняла телефонную трубку и стала по памяти набирать номер.
— Кому ты звонишь?
— В офис Ванессы.
— Не забудь — все, что ты скажешь, будет записано на пленку.
— У меня в запасе разные штучки. Выключи телевизор.
Тишина обрушилась словно дикий грохот.
— Доброе утро, — вежливо произнесла Барри в телефонную трубку. — Меня зовут Салли Мэй Хендерсон. Я представительница организации «Дочери американской революции». Хотелось бы от имени нашей организации вручить первой леди награду за заботу о бездомных.
Она подчеркнула, что представители организации хотели бы сделать это лично:
— Это привлечет внимание к проблеме бездомных.
Вежливо, но твердо ей ответили, что в ближайшее время встреча невозможна. Первая леди еще слаба после недавней болезни.
— Что ж, понимаю, передайте ей наш горячий привет. Мы еще позвоним. — Она повесила трубку и повернулась к Дэйли и Грэю:
— Персонал получил указания не назначать никаких встреч с ней, пока доктор Аллан не даст добро.
Грэй снова включил звук и сказал:
— Дэвид готовится к решительным действиям.
— Похоже на то.
Дэйли озабоченно почесал подбородок.
— Догадываюсь, о чем вы думаете, — сказал он.
Бондюрант продолжил:
— Ванесса стала помехой, а Дэвид уничтожает все помехи.
— Ну, это только предположение.
— Конечно. — Грэй снова сел на диван. Некоторое время все молчали. Наконец Барри произнесла:
— В работе я часто попадаю мимо цели. Временами меня подводит интуиция. На сей раз я не ошиблась. Наш президент — преступник. — Она посмотрела на Грэя. — Я могу не верить своей интуиции, но верю тебе.
— Спасибо. — Он посмотрел на Дэйли, затем снова на нее.
— Вам обоим надо устроить себе отпуск и провести его где-нибудь за границей. Дэвид увидит, что вы бросили расследование, и утратит бдительность. А я тем временем спасу Ванессу. До того как он приступит к плану В.
— Это невозможно! — горячо возразила Барри. — Мы говорим о попытке убийства первой леди. Как гражданка этой страны, я не могу оставаться безучастной. Я была первым человеком, к кому Ванесса обратилась за помощью. Если бы я правильно поняла ее знаки, возможно, они с Клетом были бы сейчас в безопасности. Из-за моей ошибки она по-прежнему остается во власти своего мужа. Из-за этого предателя я потеряла все, что мне дорого, — Кронкрайта, дом, работу. Я буду мстить этому сукину сыну из Овального кабинета. Берегись, мерзавец, ибо я самый страшный твой враг! Враг, которому уже нечего терять.
— Кроме этого дома, где ты можешь укрыться, — перебил Дэйли.
— Нет, кроме тебя, — нежно поправила она.
— Не смотри на меня так, девочка. Ты безумна. Вы оба, — поправился Дэйли и перевел взгляд на Грэя.
— Разве можно скрывать правду о Меррите? — мягко спросила Барри.
— Вы оба сошли с ума. Сами послушайте, что говорите. Он ведь, черт возьми, президент Соединенных Штатов! Самая высокая должность в мире, самый могущественный человек на Земле. Да вас просто убьют!
Барри посмотрела на Грэя и нашла в его глазах понимание. По иронии судьбы то, что их разделяло, сейчас связывало воедино.
Повернувшись к Дэйли, Барри сказала:
— В то время как Меррит собирается меня убить, я собираюсь драться, а не сидеть сложа руки. Но как я могу подвергать опасности тебя? Возьми отпуск и уезжай.
— Лучше всего сегодня днем. Сразу же после того, как соберешься, — поддержал ее Грэй.
— Куда бы ты хотел поехать, Дэйли? В Мексику?
— И подхватить там дизентерию? Ну уж нет!
— А как насчет Багам?
— Сейчас в Карибском море тайфун. Вы что, не смотрите новости?
— Австралия?
— Я никуда не поеду, — твердо заявил он. — Почему я должен уезжать и оставлять все это удовольствие вам?
— Удовольствия здесь не будет, Дэйли, — произнес Грэй загробным голосом. — Тебе не надо вмешиваться. Эти люди очень опасны. Речь идет о жизни и смерти.
— Для меня это уже не вопрос, — возразил Дэйли и обвел рукой свою жалкую комнату. — Мне и в самом деле нечего терять в отличие от Барри. Я неизлечимо болен, у меня нет жены, детей — ничего. Насколько я понимаю, если я вам помогу, то умру небезызвестным.
Барри быстро приблизилась к нему, и поцеловала в макушку.
— Милый, ты больной и некрасивый, но я люблю тебя.
— Перестань. Я не люблю этого. — Он отстранился от нее. — Итак, Бондюрант, с чего начнем?
На пороге дома Джейн Гастон стояла улыбающаяся Барри.
— Здравствуйте, мистер Гастон. Я Барри Трэвис. Помните?
— Слишком хорошо. Что вам надо?
— Я принесла цветы. — Она протянула ему букет голубых незабудок. — Можно войти?
Он замялся, решая, стоит ли с ней говорить, затем посторонился:
— Только быстро.
Ральф Гастон-младший был обходительным полнеющим мужчиной лет тридцати пяти. Он жил в аккуратном кирпичном доме в пригороде Вашингтона, так же как многие другие люди среднего класса. Барри нашла его по телефонной книге.
Они миновали несколько чистых комнат, правда, на полу были разбросаны игрушки.
— Жена с детьми ушла в магазин, — пояснил он, переступая через игрушечную газонокосилку.
— Очень жаль, что я их не застала. Я хотела всем вам выразить свои соболезнования.
Они вышли на крытый задний дворик, где Гастон, по всей видимости, до ее прихода смотрел по телевизору футбол. Он выключил звук и отхлебнул из бутылки пиво, ей выпить не предложил. Барри села на предложенный стул и попыталась ему объяснить, что их беседа — не интервью.
— Я здесь не как репортер. Вам, может быть, приятно будет узнать, что меня уволили с телевидения.
— Да, мне и в самом деле приятно это слышать, — буркнул он. — Вы получили по заслугам, мисс Трэвис. Моя мать была настоящей леди с чувством собственного достоинства. Она редко привлекала к себе внимание, а вы выставили ее смерть на посмешище. После того цирка, что вы устроили в больнице, мне трудно быть с вами вежливым.
— Что ж, ваше право. Весьма сожалею, что ваше горе было вынесено на публику.
— Вы пытаетесь извиниться?
— Да, я извиняюсь.
— Извинения принимаются. — Он встал. — А сейчас, если вы меня простите…
— Ваша мать, должно быть, была рада, когда доктор Аллан предложил ей работу, — перебила его Барри, стараясь узнать как можно больше, пока он ее не выставил.
— Почему вы так думаете? Резкий тон его голоса удивил ее.
— Ну, потому что ей было оказано высокое доверие.
— Да, — произнес он уже гораздо спокойнее. — Она считала эту работу большой удачей. И была польщена тем, что у нее такая важная пациентка.
