Я, нижеподписавшийся, Челышев Арсений Игоревич, русский, 1965 г.р., являюсь негласным сотрудником Комитета Государственной Безопасности СССР. На все сведения, полученные мною от сотрудников КГБ, а также на сам факт моего сотрудничества с Комитетом Государственной Безопасности, распространяется Закон о неразглашении государственной тайны. Я предупрежден о том, что в случае разглашения любых сведений, полученных мною от работников КГБ, я подлежу преследованию в уголовном порядке.
А ниже – оставлено место для даты и подписи.
– Да вы что, – с веселым удивлением спросил Арсений, – вербуете меня, что ли? Меня в лагере «кум» стукачом не смог сделать, а уж вы-то!…
Он отбросил бумагу и она, планируя, опустилась на журнальный столик.
– Так ведь услуга за услугу, дорогой Арсений Игоревич, – осклабясь, проговорил Воскобойников. Он отчего-то вдруг перескочил на «вы». – Кви про кво. Ты – мне, я – тебе… С чего я вам, Арсений Игоревич, вдруг буду рассказывать о материалах следствия? Они, между прочим, проходят под грифом «секретно». Я же должен быть уверен, что вы не побежите с ними в газетку. В «Москоу Ньюс» какую-нибудь, в еврейский журнал «Огонек», к Коротичам всяким…
– И поэтому вам надо, чтобы я стал сексотом.
– «Сексот» – это «секретный сотрудник» в сокращении. А какой из вас, Арсений Игоревич, секретный сотрудник! – рассмеялся следователь, кажется, искренне. – Да какие-такие вы секреты знаете?! Что три недели назад, на двадцать третье февраля, ответственный секретарь газеты «Советская промышленность» Гоги – как-его-там – рассказал анекдот про Горбачева?… Будто вся страна про генсека анекдоты не рассказывает!… Скажу вам честно: эта бумажонка, – Воскобойников потряс листком в воздухе, – просто для отчета. У нас, точнее, вот у него, Геннадия, – он кивнул на тусклого, – тоже представь себе, есть план. И ему тоже нужно отчитываться о проделанной работе. Так что давай уж вместе порадеем за Геннадия, как родного человека.
Гена осклабился – впервые за все время проявил человеческое чувство.
– А если я не подпишу?
– Ну и не подписывай. Что я, руки тогда, что ли, тебе выкручивать буду? – вроде бы даже обиделся следователь. – Значит, поговорили мы сегодня – и разошлись. И даст бог, не увидимся больше никогда.
– Давайте вы сначала расскажете, а потом я подпишу, – усмехнувшись, предположил Арсений. – А то, может, вы и не расскажете ничего.
Тусклоликий Геннадий метнул озабоченный взгляд на Воскобойникова. Тот гримаской вроде бы успокоил его и откинулся в кресле.
– Ну, ладно. Раз ты нам так не веришь. Хотя ты меня обидел. Право слово, обидел… Ну, давай, Арсений, спрашивай. Что тебя интересует? – Он опять перешел на «ты».
– Меня многое интересует. Есть, например, такой товарищ… Эжен… Евгений Сологуб. Муж моей… – Арсений сбился, потом поправился. – Нынешний супруг Анастасии Капитоновой… Что он, интересно, делал в день убийства? У него есть на то время алиби?
Воскобойников понимающе усмехнулся.
– Закопать хочешь соперника? Думаешь, это он, Эжен, стариков зарезал? И тебя попутно подставил?… Что ж, закопать конкурента – похвальное стремление… Но вынужден тебя огорчить. У Евгения Сологуба на время убийства имеется стопроцентное алиби. Весь тот день, одиннадцатого марта восемьдесят пятого года, он находился на рабочем месте, в Министерстве иностранных дел. Его видела куча народу. Увы.
– А привратника внизу в подъезде вы допрашивали? Почему он-то не видел убийцу?
– А охранник, что сидел в подъезде на Бронной, как раз в тот день животом сильно маялся. Блевал, извини за выражение… Поэтому пост свой он покинул и домой побежал. Он поблизости живет… А когда вернулся, у крыльца уже ментовозки стоят, «Скорые»…
– А почему он настолько скоропостижно заболел? Может, его кто-то накормил чем несвежим?
– Лихо спрашивает, а, Геннадий? – мотнул головой в сторону бессловесного коллеги Воскобойников. – Его бы на наше место посадить, а? – Геннадий бледно улыбнулся. – Допрашивали мы охранника, – махнул рукой следователь, поворачиваясь к Челышеву. – Пищу он в тот день принимал дома. В кругу семьи. И в день убийства с утра дома кушал, и в предыдущий день вечером… Жена его это подтвердила. И ничего перекусить он на работу с собой не брал…
– А как его звать, этого вохровца? Где он проживает?
– Он пенсионер. Полковник в отставке. Зовут его… – Воскобойников достал из внутреннего кармана пиджака видавший виды блокнот, раскрыл: – …Гавриил Иннокентьевич Сивоглотов. Проживает на улице Малая Бронная, дом семьдесят три, квартира два.
Арсений тоже достал блокнотик, потянулся записывать.
– Э, нет, – остановил его следователь. – Давай-ка ты, дружок, запоминай. Записи запрещены. Дело секретное.
– Хорошо, – согласился Арсений. – Я запомнил. Малая Бронная, семьдесят три, два. Гавриил Иннокентьевич Сивоглотов. Хорошая фамилия. Для охранника в самый раз… Он до сих пор живой?
– Представления не имею. Но мужчина был крепкий. Наверно, до сих еще скрипит. На Тверском бульваре в шахматы играет.
– Почему на Тверском? – нахмурился Арсений. – Почему в шахматы?
– Было у него такое хобби, – с ленивой любезностью пояснил Воскобойников. – В шахматы на бульварчике играть. Там его и поищи…
– Понял… А вот персональный шофер Капитонова? Он же всегда старика – ну, Капитонова-деда – до дома подвозил. А потом обычно поджидал его у подъезда… Неужели он в тот день настоящего убийцу не видел?
– Не всегда он Капитонова ждал, – покачал головой Воскобойников. – Шофера мы тоже допрашивали… Порой его Капитонов на время обеда, на пару часов, отпускал. Шофер говорил ему: я, мол, тоже обедать поеду – но на самом деле просто калымил на государственной «Волге»… Калымил – не калымил, это дело, правда, не наше, а ОБХСС… Вот и в тот день, судьбоносный, одиннадцатого марта… Пленум ЦК закончился в половине первого. Примерно к часу дня водитель привез Капитонова со Старой площади домой, на Большую Бронную. Капитонов сказал шоферу: свободен до пятнадцати часов. Ну, водитель и уехал… А когда снова прибыл на Бронную, там в квартире уже мусора и врачи были…
– А что водитель эти два часа делал?
– Сначала он врал нам, что тоже дома обедал – он близко проживает, в начале проспекта Мира, недалеко от Сухаревки. В пятнадцати минутах езды от Бронной… Но потом мы его потрясли и раскололи. На самом деле, левачил он на своей «волжанке»…
– Может, вы и пассажиров его тогдашних нашли? – быстро спросил Арсений: – Тех кого он в тот день возил?
– Глубоко копает – а, Геннадий!… – фальшиво восхитился следователь, кивнув в сторону Арсения. – Нет, признаюсь тебе, так глубоко под шофера мы не рыли… У нас ведь хороший обвиняемый был – ты. А у тебя и мотив наличествовал, и улики. И алиби у тебя не имелось. Разве сравнишь с каким-то шофером!…
