– А зачем?
– Чтобы избавиться от трупов!
Назаров постучал себе кулаком по лбу. Очевидно, намекал на его тупость. Умник, да!
– А Беликова-старшая как сгорела? В костре, что ли? – И участковый тоже постучал себя по лбу кулаком. – Попробуй тело сожги в костре!
– Надо установить, в каком месте жегся костер. Может, на прошлом пепелище? И тогда это многое объясняет… – Назаров глянул в разобиженное лицо участкового и взорвался: – Все! Хватит! Надо ехать к Хмелеву и собирать группу. И делать нормальный досмотр, а не шарить глазами поверх забора…
– …Ты с ума сошел, капитан? – неестественно тонким голосом взвизгнул Хмелев. – Ты просто сошел с ума! Ты что, хочешь у Лагутиных весь двор перекопать?!
– Нет. Просто хочу осмотреть место, где сгорел туалет и летний душ, товарищ полковник.
Назаров стоял перед ним навытяжку, говорил почтительно, по уставу, хотя и не выглядел убедительно в несвежей футболке, сильно помятых штанах, с лицом, заросшим щетиной, и глазами больного человека. Спать сегодня ему пришлось на стульях в кабинете. Если это вообще можно было назвать сном. Странное забытье, сквозь которое пробивались звуки с улицы, преследовали страшные мысли о Саше и Горелове и время от времени посещала странная обида на Таню – как она ухитрилась так быстро его забыть.
Потом все тонуло в каком-то черном вихре, накрывало тишиной, и снова звуки. Снова мысли…
– С чем ты пойдешь к Лагутиным? Ордер у тебя, капитан, имеется? Ордер! – Хмелев расчертил воздух перед собой квадратами. – Бумажка такая от прокурора! Есть она у тебя?!
– Есть.
– Откуда?! – таращил глаза Хмелев.
Почечная колика не давала ему покоя всю минувшую ночь. Он почти не спал, ничего не ел ни вечером, вернувшись со службы, ни утром. Дурацкий почечный чай, прописанный ему докторами, ни черта не помогал. И сейчас, стоя перед Назаровым, чуть согнувшись в пояснице, он действительно плохо соображал.
– Так ордер на досмотр дворов выдавался прокурором. Вчера выдавался, Андрей Иванович.
– Ага! – разозлился Хмелев на себя, что забыл. – Так и досмотр производился, капитан!
– Никто не помешает нам произвести досмотр вторично. Ордер есть.
И Назаров выразительно глянул на покрывшуюся бурыми пятнами лысину полковника.
– Так ты же смотрел! – заорал Хмелев и тут же охнул, чуть согнувшись в коленях. И повторил, сморщившись от боли: – Ты же смотрел!
– Выяснился ряд обстоятельств, Андрей Иванович.
– Каких?! – Придерживаясь за край стола и сильно шаркая, Хмелев добрался до своего рабочего кресла и упал в него. И тут же запросил: – Дай воды, капитан. В гроб ты меня загонишь, точно! Давай про обстоятельства. Если убедишь – сам с тобой поеду. Если нет – идешь к черту. Согласен?
– Так точно!
Назаров налил полковнику стакан воды, тут же мысленно покаялся, что довел того до приступа. Сел на стул у стены, под которым все еще пылились оторванные им вчера пуговки. Тут же подосадовал на уборщицу, вот убирает, а! Даже под стулом тряпкой не махнет.
– Слушаю тебя, – Хмелев поставил опорожненный наполовину стакан, глянул на Назарова мученическими глазами. – И давай покороче.
– Я был у Илюхина. Тот непричастен к исчезновению Саши Беликовой.
– Надо же! – злобно фыркнул полковник.
– По его словам и словам его матери, он пролежал с приступом гипертонии пару дней. Но… Но он вдруг вспомнил, что Беликова-старшая неоднократно язвила по поводу своих соседей. Что сыновья Лагутиных, мол, каждого ухажера своей матери на костре сжигают. Он счел это бредом старой злобной женщины и забыл. Теперь вот вспомнил. Далее… Он вспомнил, что Стас неоднократно помогал стричь газоны Беликовым. А значит…
– А значит, мог разжиться копией ключей от дома и калитки, понял, – помотал руками в воздухе Хмелев. – Дальше!
– Также Илюхин вдруг вспомнил, что Беликова-старшая неоднократно заявляла, что Стас Лагутин с ее Саши глаз не сводит. Что она ему очень нравится.
– Она много кому нравится! – фыркнул Хмелев и послал в сторону Назарова ядовитый взгляд. – Не так ли, капитан?
– Я продолжу, если позволите?
– Валяй.
Сидеть было чуть лучше, боль не казалась такой острой, правда, и не отпускала. Но хоть корчиться не приходилось перед этим умником. А то ведь чуть было на колени не упал. Вот оконфузился так оконфузился!
– В соответствии с записями в регистрационных журналах пожарной части в дом Лагутиных дважды за прошлый год соседи вызывали пожарных.
– Ну-у-у, это почти нормально. Егорка Лагутин тот еще юный друг пожарных. Тут ничего странного.
Хмелев осторожно шевельнулся в кресле. Будто утихает. Маленькими глотками допил воду из стакана, что подал ему Назаров.
– Это не казалось бы странным, Андрей Иванович, если бы пожары те не случились двадцать третьего и двадцать шестого декабря минувшего года.
– И что?
Он честно не мог сообразить, больше слушая собственное тело, чем Назарова.
– Двадцать третьего декабря пропал Листов. Двадцать шестого Рыков. Оба предположительно были влюблены в Марию Лагутину. Оба выполняли какие-то ремонтные работы у них в доме. Оба были знакомы с Гореловым. И он мог что-то знать. Или догадываться. И он теперь…
– Тоже пропал. – Хмелев задумался. Потом спросил: – Пока ничего не горело?
– Пока нет.
– А в прошлый раз, в декабре, что полыхало? Сжечь человека – это ведь непросто, капитан. И вонь будет, и останки, и все такое… – он неопределенно поводил руками, не в силах представить, как это – сжечь человека.
– Да, но если труп предварительно спрятать, а потом на этом месте устроить пожар, то это не так уж и сложно.
– Что у них горело в декабре?
Насупился Хмелев, тут же вспомнив, что Надя Головкова оставила записанным номер пожарной части не просто так. Это же очевидная подсказка!
– Туалет горел двадцать третьего, летний душ двадцать шестого декабря. Это дни, когда парни вышли из своих домов и больше не вернулись. Кстати… – Назаров уставился на свои руки, пальцы тряслись. – В тот день, когда исчезла Алла Геннадьевна Беликова, у них во дворе снова полыхало.
Хмелев еще раз шевельнулся. Боль исчезла. Слава богу! Он глянул за окно, там стемнело. И по-хорошему ему давно пора было быть дома. Отлежаться надо, срочно надо отлежаться. Но разве от этого ныряльщика отвяжешься! Да и прав он может оказаться. Сто раз может оказаться прав.
Хмелев осторожно встал, шагнул из-за стола. Шевельнул поясницей, вроде нормально все. Одернул рубашку. Стряхнул с брюк несуществующие пылинки.
Он поедет сам. Назаров в своей грязной футболке пускай в машине сидит. Что за представитель закона, скажите! Брюки не глажены, футболка потная, в пятнах, морда не бритая. Нет, пусть в машине сидит.
